Даниил Духовской
Полонский вышел покурить
Я опоздал к Полонскому. Мы познакомились слишком поздно и времени на то общение, которое было запланировано
Петербург, мороз, вечер с Андреем Полонским в «Борее». Разговоры, стихи, алкоголь. Вечер у Полонского дома, его жена Настя Романова, много книг, приглядываемся друг к другу. Поэзоконцерт Полонского в Москве, дом старика Брюсова. Стихи, разговоры, выпиваем. Прошло полгода. Снова Полонский в Москве, стихи о войне, шуточки, на Полонском чудесная косоворотка.
Архангельск, белый июнь, разминулись. Полонский укатил на велике в Соломбалу. Целый день не встретились, пытаемся исправить. Ночное блуждание по набережным Архангельска с Полонским и общими друзьями. Стихи не читаем. Разговоры, приблатнённый кабак, где на нас смотрят косо, однако до драки не доходит. На следующий день продолжаем продолжать. Полонский: можно я лягу? Утром улетел. Забыл любимую трубку.
Оказалось — последнее…
Щёлк, щёлк, монтажные ножницы судьбы.
Как же быстро, однако, случается этот переход. Вечер с ним / вечер памяти. Лимонов, уходя, написал: «…мы щемяще временны — вот отсюда и досель, а далее нельзя».
9 октября двадцать пятого. Москва. «Культурная инициатива» собирает вечер памяти Андрея Полонского. (У нас то юбилеи — критику Ольге Балла исполнилось 60, открытие сезона в клубе «Гоген», — то прощания. Такова жизнь. — прим. Ю. Цветков.) У Полонского была замечательная память. Просто Брокгауз и Евфрон, а не память. У меня такая же.
Маленький зал в особняке, где жил гениальный циник писатель Алёша Толстой, друг Конан Дойля. Теперь музей. На стене картина, живописующая род людской, погрязший в грехах и глупости — «Искушение св. Антония». Уместно.
Начинает Юра Цветков, организатор вечера. Юра знает про жизнь, наверное, всё. И он (это очень важно) — добрый (возможно, добрый. — прим. Ю. Ц.). Он нас с Полонским и познакомил тремя годами ранее. Поэт Данил Файзов сидит в первом ряду и больше молчит, что ему не свойственно.
За столом Настя Романова, Алексей «Брахман» Яковлев и я. По кругу читаем стихи Андрея.
Настя поёт. Стихи Полонского, голос Романовой (густой и низкий), музыка народная:
Полонский ты Полонский,
Родная сторона,
Мир выглядит неплоско
Из твоего окна.
Киряют водку панки,
Шумит недальний бой,
Девчонки партизанки
По-прежнему с тобой.
Видать, пришла расплата,
Сам говорил — не рад.
Твой брат пошёл на брата,
Ты лично виноват…
( «Полонский ты Полонский…»)
Луч проектора — на экране короткий фильм «Дорога на Гиперборею», о том, как Андрей и Настя колесили по Северу.
Брахман: «Это снято настолько плохо, что даже очень хорошо».
Выходят дети со скрипками. Играют музыку.
Читаю стихотворение на смерть Полонского. Слышу, что звучит оно глуповато — несоизмеримо с масштабом Андрея.
Входит Вадим Месяц, поэт, издатель, друг АП. Он выпустил книгу Полонского «Коробка передач». Вспоминает вечер издательства «Русский Гулливер» в питерском «Борэе» — произносит он как печатная машинка у Ильфа и Петрова. Вадим говорит о том, что Полонскому не было необходимости привирать даже художественно, в его цельности художественная правда и «правда настоящая» были едины.
Поэт и антрополог Игорь Сид, рассуждает о природном аристократизме Андрея Полонского. Сравнивает его с Максом Волошиным. Он прав, сходство несомненное.
Вечер заканчивается. Вот-вот Файзов объявит своё традиционное: «переходим к неформальному общению».
Мы вновь по очереди читаем стихи.
Совсем не вспомню, было ли среди них это:
…Вчера читал о странном. Оказывается, в Японии появлялся человек,
Предъявивший паспорт никогда не существовавшего государства,
Подлинный паспорт, все дела,
Появился и так же исчез,
Его заперли в комнате, поставили охрану,
А он прошёл сквозь стену.
И документы исчезли.
Почему-то подобные рассказы утешают,
Хотя ясно, что никуда не деться с подводной лодки.
Даже если землю остановят,
Я просто выйду перекурить
И вернусь.
( «Памяти Л. Р.»)
Открытие литературного сезона 2025/2026,
Андрей Полонский,
«Незабытые имена»,
Музей-квартира А. Н. Толстого
22.11.2025, 17 просмотров.
