Каким должен быть идеальный поэтический вечер? Никого случайного в полном зале, вдоль стен приличные снаружи и внутри книги, читают один-два поэта в полном смысле этого слова… Так, по сути, и прошли «Полюса» Катя Капович – Олег Дозморов. Внутренняя полюсность была в том, что средневековые ремесленники называли «истина в деталях». Америка и Англия как топосы примерно равноудаленные от оси – России. Ассоциации и аллюзии, избавленные от нарочитой логики восприятия мира, как
Вот поэт (Дозморов) идет выносить мусор и вдруг от лица увиденной кошки записывает свой экзистенциальный гул и дребезг. А вот другой поэт (Капович), тоже идет выносить мусор, видит мертвую крысу возле мусорного бака и распахивает целый мир через ее мертвый зрачок. Оба стихотворения написаны так, что все время меняются местами. Получается, что полюсность этих стихотворений именно в со-бытии разных временных и пространственных реалий, сродни тому, как рыцарь пытается отмыться от ржавчины после каждого странствия, а миннезингер опять и опять превращает это в несколько строк своего творения. Более того, на вечере у меня было чувство, что именно со временем происходит
В процессе ответов на вопросы Олег Дозморов, как бы извиняясь перед румяными критиками, согласился на этикетку «пассеизм». Мне думается, что это временное согласие. У Ахматовой есть такой «черновик», в котором творчество говорит само и первое, что оно произносит, это слова: «Я помню всё в одно и то же время…» Память. Не просто тоска по мировой культуре, а особый род памяти о временах и людских душах.
Иван Савин, поэт первой волны эмиграции, написал стихотворение, которое заканчивается так:
«…Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие твое».
Борис Слуцкий. Для многих приличных гомо советикус этот поэт начинался не со стихотворений «Футбол» или «Ресторан», которые вышли в малодоступных «Тарусских страницах», а со стихотворения «Как убивали мою бабку».
У Кати Капович я знаю вот уже два стихотворения как бы совсем о том же самом.
«Когда идет по улице пехота» и прозвучавшее на вечере «Все было грустно по себе само». А Олег Дозморов не просто написал полюсное, при этом на одной оси находящееся стихотворение «Дед мой, Борис Александрович…», но и поставил его как коду – последним на этом поэтическом вечере. И поэтому строки «стихи суть грехи» они о том же, о том, как говорить о пережитом без «спецэффектов и прочей пыли».
У поэзии Олега Дозморова есть одно примечательное достоинство, которое со слуха, может быть, не очень заметно. Благодаря или вопреки смерти друга, Бориса Рыжего, и явного филологического уклона его собственной биографии, его поэтике пришлось выбирать между культурно агрессивным стилем без подчеркнутого диалога с «живыми и мертвыми» и кажущейся слегка старомодной поэтикой высокого стиля, в которой постоянно присутствует эхо то Ходасевича, то Гандлевского, то Георгия Иванова, то Рыжего, то… (список имен довольно длинен и содержит и такие, которые знают только, что называется, «специалисты с флюсом»). Лично меня радует, что он выбрал второй путь. Видимая простота просодии и отсутствие страха перед «вечными темами». Позволю себе процитировать одно не прозвучавшее на вечере стихотворение:
* * *
В египетском заныла голова,
а в греческом так ноги заболели,
что, милые товарищи, едва
доковылял до Рима, в самом деле.
А нечего, блин, жадничать. Иди,
Вермеера найди отдельный зальчик
и там одну картину погляди,
гордясь самим собой, культурный мальчик.
И правильно. Ведь что есть красота
и почему все на неё глазеют?
Музей она, в котором пустотa,
или поэт, гуляющий в музее?
Один из парадоксов современного искусства: перемещение артефактов в одно пространство не уменьшает, а увеличивает энтропию повседневной жизни. Но поэзия, получается, как бы и не искусство, потому что в музее ее зачастую меньше, чем в жизни. Стихи Кати Капович и Олега Дозморова – неплохое тому подтверждение, они не хотят быть музейными экспонатами, и их интересно знать наизусть как отдельными строчками, так и целиком.
Алексей Кубрик
27.08.2013, 6504 просмотра.
