Я была у Ивана Волкова в Костроме, может быть, поэтому мне трудно себе представить Ваню живущим в какой-нибудь столице. Он ходит медленно, медленно говорит, долго разглядывает свой текст, примеряясь к прочтению вслух. Его равновесие завораживает, его неспешность раздражает, его спокойствию завидуешь, но это ощущение в конце концов естественно опрокидывается в саму поэзию – метрически выдержанную, основательную, надежно консервирующую истины, с которыми трудно поспорить.
«Какое зрелище пустей,
чем предсказуемое само-
воспроизводство новостей,
их утверждённая программа,
прогресс, теракт, переворот,
какому зверству стать особым?
пусть информация умрёт –
я не иду рыдать за гробом (…)»
( «Через 15-10 лет…»)
Будучи проездом с Львовского книжного форума в Кострому, Волков не особенно приглашал на свой вечер. Пришли самые близкие. Может быть, поэтому Ваня не совсем традиционно построил выступление. Он отказался от проверенных временем хитов, о чем заявил сразу, и сказал, что рискнет показать вещи, которые читает крайне редко, потому что они не выигрышны на слух, или даже те, которые не читал никогда, в том числе новые.
Начал Ваня с подборки стихотворений, опубликованной в «Октябре» (№ 2, 2013). Долго извинялся, что ничего не помнит наизусть. Потом чувствовал себя виноватым за иноязычные центоны. Потом вообще за всё, что он написал не так прямолинейно, как думал, то есть практически за каждую отдельно взятую метафору. Ваня Волков не ленился комментировать нашей скромной аудитории попавшиеся на его творческом пути топонимы, названия своих текстов и их краткую судьбу. Его не перебивали. Не потому что эта информация была так уж необходима, а оттого, что Ванины интонации каким-то образом становились частью трогательного домашнего перформанса.
Действительно, когда слушаешь Волкова, нельзя не поверить тому, что «Лучшее служение отчизне – качество и плотность частной жизни». Без страха идя сквозь «мировой бардак», жалея только об утраченных привязанностях, лирический герой Волкова не признает жизни без вкуса и таланта, а главное, без собственного прошлого. В «Сиэтле», в «Диалогах», во взятой на истинно пушкинском дыхании «Венеции» утверждается дефицитная нынче мысль о том, что «…жизни в целом неудача/Не означает ничего». Ваня читает, как и разговаривает, со смущенной улыбкой, как бы извиняясь за то, что приходится повторять такие очевидные вещи. Но это простодушие оказывается обманчивым. Единственное, чему поэт Волков безусловно доверяет – это «калеке-языку». Речи в её метафизической проекции. Отнюдь не избыточная лексика его текстов, компактная и зримая ( «значимей, чем ельцин-хасбулатов») безошибочно выводит читателя-слушателя из смыслового тупика.
А мы радуемся как дети, потому что свои простые картинки поэт показывает нам на фоне площадей, соборов, немыслимого духовного новодела, светящегося «как киоск» космоса – чтобы «забрало» как следует:
«Ты вскинешь взор на Компанилу,
Как лилипут на абсолют,
И вся тоска утратит силу,
И дальше прошлого сплывут
И службы кислая баланда,
И жизнь без вкуса и таланта,
И ежедневная война…»
( «Венеция»)
Анна Аркатова
16.10.2013, 4845 просмотров.
