История из двух частей, повествовательная и занимательная, о вечере двух прекрасных поэтов
Часть первая. Идеалистическая. Краткая. Встречательная
17 мая 2014 г. в городе Екатеринбурге в Музее «Литературная жизнь Урала XX века» в рамках проекта «СТИХИ О» прошел авторский вечер известного екатеринбургского поэта Евгении Извариной и известного московского поэта Геннадия Каневского под названием «О [воздухо]плавающих и путешествующих».
День был теплым и музейно-солнечным.
Зритель был многолюдным и радушным.
На вечере были замечены многие лица литературного екатеринбургского бомонда и друзья уральской музы поэзии: Аркадий Застырец, Алексей Сальников, Елена Михеева, Руслан Комадей, Юлия Подлубнова, Елена Баянгулова, Константин Комаров, Кирилл Азерный, Леля Собенина, Валерий Жуков, Андрей Якубовский и другие приятные люди.
Приятных людей вообще было много, особенно они были приятны тем, что пришли послушать двух прекрасных поэтов и слушали их – с вниманием и любовью.
Поэты же были действительно прекрасны, причем особенно прекрасны своей различностью:
— к Евгении Извариной Катенька, к примеру, иногда даже подойти трепещет, такая Евгения благородно сдержанная и сдержанно благородная, вот только смотреть на нее издалека и проникаться. И обращаться с ней трепетно, как с
— читали Изварина и Каневский тоже очень по-разному. Евгению всегда, как и в этот раз, слушают не дыша, не колыхнувшись, автоматически принимая на веру все, что она читает. Геннадию слушатели активно кивали, мотали головой в разные стороны, одобрительно хмыкали, почти поднимали руку из-за парты, чтобы
— и стихи у выступавших были совершенно разные. У Евгении – хрустальные и — одновременно — какие-то по-женски земные, миниатюрная волшебная «вещь в себе», а у Геннадия – жильные, металлические, стимпанковские и по-мужски небесные (не знаю, как лучше сказать), ретроспектива, перспектива и панорама одновременно.
Вот именно эта разность и была хороша, потому что оба выступавших дополняли друг друга, а не заслоняли.
Здесь еще нужно, наверно (да что наверно – точно нужно), добавить какую-то заключительную и очень проникновенную фразу, но Катенька почему-то не знает, какую. У нее отлив вдохновения и прилив неверия в собственные литературно-говорильные способности. И вообще, боюсь, проникновенность – это не совсем по ее части.
Поэтому тут — все.
Часть вторая. Реалистическая. Пространная. Разлучная
Совершенно феерический вечер Геннадия Каневского и Евгении Извариной прошел под знаком рвущих душу строк Цветаевой:
Прощай! — Как плещет через край
Сей звук: прощай!
Как, всполохнувшись, губы сушит!
— Весь свод небесный потрясен!
Прощай! — в едином слове сем
Я — всю — выплескиваю душу!
Начнем с того, что праздник нашей поэтической жизни посетил известный уральский поэт Андрей Санников. Посетил, причем, не один, а с букетом цветов для Евгении Извариной (и вот за букет — ему мое искреннее, ей-богу, от души, пусть он даже в это не поверит, «спасибо»).
Санников сел, откинул назад богатырскую бороду и приготовился к наслаждению высокой поэзией.
Вступительное слово Катенька очень попросила сказать Сергея Ивкина, потому что он говорит хорошо и легко, а Катенька – полные глупости. Но, как только Сергей заговорил, легко и хорошо, как и предполагалось, а катенькина душенька размякла и расслабилась, непомерно, неимоверно, грандиозно и облакозевно любезный катенькиному сердцу Санников заметил Изварину – через полкомнаты. Без сомнений встал. Скрипнув тремя стульями: одним своим, двумя — рядом сидящих. Прошел через слушающий зал, преподнес Евгении букет, вернулся обратно через чужие колени, вторично скрипнув тремя стульями, снял с могучих плечей, обтянутых красивой белой футболкой, кожаный жилет и вторично приготовился внимать высокой поэзии, уронив могучий лоб в не менее могучую ладонь.
Пока читала Евгения Изварина (кстати, повторюсь, совершенно замечательно), все было хорошо: лоб Санникова покойно лежал в его ладони. Когда же вышел читать Геннадий Каневский (еще раз с удовольствием повторюсь, не менее замечательно) – лоб нахмурился и выказал живейшее неодобрение слышимым, поскольку ритм и тематика чтения вдруг резко сменились. Санников свел брови и откинул назад мудрую седую голову с упомянутой выше богатырской бородой. Однако Гена не внял предупреждению и почему-то читать не перестал.
И тут же, как снег на голову, на Санникова свалилась страшная, страшная в своем разврате строка: «Полюби безответно красивую лесбиянку» (дивная и многострадальная эта строка была известна тем, что в свое время была вырезана редакторами программы «Вслух» из программы «Вслух»). Санников шумно вздохнул, с отчаянным скрежетом накинул кожаный жилет на могучие плечи, немедленно встал, в третий раз проскрипев тремя же стульями, и показательно-образцово устремился к выходу. Нужно сказать, что зал, где проходили чтения, был наиболее удобен для красивого покидания, поскольку двери располагались ровно за спиной читающего, то есть пройти мимо Геннадия, к тому же быть не замеченным залом – ну никак невозможно (скромный боковой выход картинно покидающими зал обычно не замечается). Итак, Андрей Юрьевич повернулся ко всем спиной, громко открыл двери, громко в них вышел, потом – все так же спиной к зрителям – сделал шаг назад, немного обернулся, таким образом, чтобы смотреть не в зал, а в окно рядом с Геной, убил взглядом на лету какую-то ни в чем не повинную птичку (которая, впрочем, была повинна в том, что оказалась не в том месте и не в то время) и задумчиво обронил в окно многозначительную фразу: «Вы бы, молодой человек, с лесбиянками-то поосторожнее…»
И вышел вон.
По рядам пролетел сдавленный (из вежливости) шелестящий смех.
Гена не столько, кажется, обиделся, сколько обрадовался и радостно предложил, если что, выходить и не стесняться.
Зал выдохнул и отказался.
Прошло еще три текста. Посередине четвертого в середине зала скрипнул стул, с него поднялся один крайне эксцентричный завсегдатай екатеринбургских поэтических мероприятий с именем всем известного римского гладиатора и потихоньку потрусил к выходу. В дверях он тоже остановился, по примеру Санникова застенчиво вперил взгляд все в то же окно, потом обернулся и, хитро улыбаясь, пропел: «Вы извините, у меня дома пятнадцать крокодилов не кормленных».
И вышел вон.
Зал тихо умер от счастья.
Однако почти тут же это тихое человеческое счастье начало принимать гораздо, гораздо более громкие формы.
Тогда с задних рядов послышался грозный (и одновременно полный отчаяния) предупредительный шепот: «Да не смейтесь вы так, а то он вернется». После чего зал стоически выдержал едва ли не мхатовскую паузу. И вторично умер от счастья.
Далее все было тихо минут двадцать-двадцать пять. Выступления Каневского и Извариной галантно чередовались, звучали стихи, молчание слушателей было покорным и всепоглощающим, в теплом предвечернем воздухе разливалась майско-поэтическая идиллия.
Геннадий Каневский, будучи человеком крайне порядочным, заранее предупреждал слушателей о каждом грядущем упоминании рискованных слов. Залу забота поэта была приятна, и он поддерживал выступающего короткими одобрительными возгласами.
Потом снова раздался скрип. Это встал сегодняшний именинник – Сергей Ивкин. Широким шагом он направился к двери, открыл ее, нырнул в нее, потом вспомнил, что забыл
Точнее, вышел вон.
(Забегая вперед, скажу, что у кого-у кого, а у Сергея была серьезная причина покинуть нас так, о чем он заранее предупредил всех, и за что ему мои всегдашние любовь и благодарность).
Зал тихо лег.
Гена остановился, пытаясь перевести дух от такого количества необычного внимания.
Зал замер, было слышно, как пролетела муха, и с колен нашей дорогой подруги, изящной Саши, обтянутых винтажным платьем из довоенного пестрого шелка не то в розочках, не то в бегониях, не то в миниатюрных пионах, на пол упал сотовый. Сашенька испугалась, округлила глаза и нежным шепотом изящно чертыхнулась.
Тогда из первого ряда послышался громкий голос прекрасного человека Андрея Я.: «Геннадий, да вы продолжайте, не стесняйтесь, у оставшихся присутствующих с нервами все в порядке»
Зал радостно выдохнул, Геннадий перевел дух и тут же прочел стишок со словом «фаллос».
Зал был счастлив.
Через полчаса вечер подошел к концу. Однако это был не конец сегодняшней цыганочки с выходом.
Катенька вышла к зрителям, радостно сообщила, что «всем спасибо-все свободны», и остальную поэтическую рекламу, зрители подпрыгнули на местах, как танины мячики, упавшие в воду, и плавной рекой потекли к поэтам и лежащим перед ними книгам.
Прославленные же сегодняшним днем двери зала вновь распахнулись с тихим скрипом, и на пороге всем предстали две женщины в полицейской форме. В правой руке каждая держала полицейскую дубинку, в левой – металлоискатель. На вопрос: «А вам что нужно?» женщины медленно и печально обвели взглядом присутствующих и ответствовали: «Да мы так… смотрим…» После чего попятились назад и исчезли среди музейных витрин.
Катенька тихо плакала.
Конечно, от переизбытка счастливых чувств.
Таких удачных поэтических вечеров она давно не видела.
P.
P.P.
P.P.P.
Екатерина Симонова
Симонова,
Каневский,
Литературная жизнь Урала,
Изварина
29.06.2014, 5939 просмотров.
