11 февраля 2015 года Геннадию Каневскому исполнилось пятьдесят. Ровно в этот день в клубе «Дача на Покровке» прошёл поэтический вечер под названием «Чуть слышное радио. 50 лет в эфире». Радиоволну Геннадия Каневского не ловят радиоприёмники в такси и на пляжах. Его стихотворения не выкрикивают в караоке. Его слышат те, кому нужно услышать.
говорят, что ходит меж пространством и временем
медленный трамвай на четверо суток.
в нём простая искра добывается трением
чтобы разогнать подступающий сумрак.
в нём ещё играет чуть слышное радио
из смешного ящика с надписью «ригонда».
[радио]
Какая разница, время, пространство, ещё
В первом отделении вечера поэт Наталья Панишева и актер Михаил Андрианов читали стихи Геннадия Каневского. Известно, поэты не очень любят, когда стихи декламируются актёрами. В этот раз выступление было принято тепло. Говорили, конечно, что читать должны только сами авторы, неавторское чтение подозрительно, а вот здесь такой особый случай, и всё прозвучало прекрасно и так, как надо. Стихотворения юбиляра были объединены в музыкально-шумовую композицию, и объединены очень искусно. Некто, услышавший стихотворения Каневского в таком количестве впервые (и такое бывает на вечерах), даже переспросил – а не цельная ли поэма прозвучала.
Во втором отделении юбиляра поздравили друзья и коллеги. Геннадий Каневский читал стихи с посвящениями и приглашал к микрофону их адресатов. Не всем участвовавшим в этих чтениях он такие посвящения успел написать, но все еще впереди. В ответ звучали поздравления, интересные случаи из жизни, посвящения самому юбиляру.
Из этого мощного потока взаимных признаний и благодарностей выхватилось и запомнилось:
Геннадий Каневский – Елене Дороговцевой:
Есть человек, который мало того, что пишет превосходные стихотворные тексты, но и по-моему, опекает всех, кого только можно. Когда у кого-то беда, все бросаются звонить Лене Дорогавцевой, посоветует она, поможет ли материально, расскажет о беде в сети. Это человек – скорая помощь.
Геннадий Каневский – Юлии Скородумовой:
Здесь много людей, с которыми мы читали, есть некоторые люди, с которыми пели a capella. Насколько превосходный поэт, настолько и превосходный певец-исполнитель, звезда нашего кабаре – Юлия Скородумова.
Олег Дарк – Геннадию Каневскому:
Геннадий Каневский – это один из моих самых любимых поэтов. Особенно ему удаются стихи о смерти. Когда Гена Каневский пишет о смерти – у меня просто срывает крышу.
Алексей Ушаков – Геннадию Каневскому:
Я занимался видеопоэзией, в общей сложности у меня больше десяти работ, и вот самая моя лучшая работа, которая, как мне кажется, такова, какой и должна быть видеопоэзия, получилась на стихотворение Гены Каневского. Когда я предложил сделать ролик, это был мой выбор. Гена очень удивился, потому что считал, что это стихотворение не самое удачное, достаточно проходное, а после этой работы сказал – действительно,
Геннадий Каневский – Льву Оборину
[кратово]
лёве оборину
лепо ли бяше –
крапины оспы
луны-кухарки,
визги наташи,
в кратове сосны,
в кляссере марки,
и, упуская
август сквозь пальцы
(горе лентяю),
не отогреться,
не отоспаться –
будет сентябрь.
Лев Оборин
Но все нанесенное пеной
стряхнуть и прийти домой
во всех пузырьках вселенной,
где пение
теснит немоту и теснит терпение
рождает сложность простого движения
движения по прямой
(Движение по прямой)
Геннадий Каневский – Даниле Давыдову
даниле давыдову
– ну, спи ещё,
июльский пассажир ночной
в кульке бумажного трамвая,
от женских слёз охреневая
и вспоминая прежний вид:
дневная улица тугая,
на солнце тело замирает,
в тени прекрасный бомж сидит,
и жизнь от водки опухает.
и смерть от ветра победит.
(пассажир)
Данила Давыдов
***
спи спокойно дорогой товарищ
пишет нам рабочий из москвы
все спокойно мирные трамваи
пролетело мимо головы
только те они стоят и плачут
их осудит наш народный суд
ничего для нас они не значат
никого на льдине не спасут
Геннадий Каневский – Екатерине Белавиной
ибо так сбылись слова винограда,
голоса соцветий. стоишь, растерян,
наблюдая, как оплели ограду
эти недоверчивые растенья,
лепестки и усики, камомилий
белокожих кружево – и доныне
их названья странные слуху милы,
словно галльский привкус твоей латыни.
(послание к КБ или торжество садоводства)
Екатерина Белавина
Ты – это жизнь. Сегодня – настоящий,
А завтра – лишь набросок, черновик.
В твои страницы вглядываться чаще
И ощущать летящий, шелестящий
Сдвиг образов, едва заметный сдвиг.
Все это звон, лошадкин колокольчик,
И бисер чьих-то лапок на снегу.
Закрыть глаза и вслушиваться дольше,
И удержать так долго, как смогу.
(Игрушки слов. Тяжелые браслеты…)
Татьяна Мосеева
Весело жизнь провели
Кочевали из оги в пироги
Бродили по бульварам туда-сюда
Цепляясь за бары
И куда теперь стараться и умирать
На какую кровать
Уезжать, откуда уже не сгонишь
Обратно в Воронеж
А войти не можешь
Позади Москва
Продолжает шептать слова
Поезд уносится в чернозём
Мы не едем на нем
(Весело жизнь провели…)
Геннадий Каневский – Николаю Звягинцеву
коле звягинцеву
слушайте, слушайте вести благия.
ложный стыд и коньки отбросив,
«у самовара — я и мария», —
поёт иосиф, поёт иосиф.
культ его личности не развенчан,
и самолёт его не опознан.
на фюзеляже — сеточка трещин,
белые звёзды, алые звёзды.
(мембрана)
Николай Звягинцев
Где-то там находилась Троя
В длинных замшевых сапогах,
Пешка, вышедшая из строя
На два шага,
Впереди слонов, королей, ферзей
Коротко стриженная снежинка,
Взвода любовников, роты друзей,
Полка сослуживцев.
(Флоренция)
Лиза Неклесса
На море требуется большая осторожность.
И лодок крашенных ты лучше не бери.
Я не уверена, что лодок подбородки
Так уж охотно рассекают гладь
Отвар хлебая из морской воды,
И украшая пеной себе щеки.
Якутские глаза закрылись на скамейках;
Но появились тут же по бокам
и мнет в руках их море молодое
(На море требуется большая осторожность…
Геннадий Каневский – Михаилу Квадратову
Квадратову
мечись же, бисер мой. гонись, моя пурга.
кто на крючке червяк – за бога не в ответе.
я, может, и живу на этом белом свете
четыре рыбных дня. четыре четверга.
(четверги)
Михаил Квадратов
вечером в четыре в голове
лопнет электрическая нитка
подрожит немного и внутри
задохнется пленная улитка
старая улитка розмари
(розмари)
Степан Бранд
якобы слеп, но внимателен, как окно
Вот объясняла учёная мне вдова —
в жизни растений веди себя как в метро,
там у них тесно, в кармане ни зги,
меньше смотри. Картонка — чужое добро:
здешними буквами вкривь эфиопская жуть.
Первое дело — двух бабок успеть обойти,
пьяного на лестнице обогнуть.
Мерно воспитывай верящие шаги.
Или зачем тебе ноги и голова?
(Вот объясняла учёная мне вдова…)
Геннадий Каневский – Алёше Прокопьеву
алеше прокопьеву
дымок всё курится. всё пересменка длится.
возить по улицам упоротого лиса.
плясать глазами. нарываться на рожон,
где над домами зыбкий сумрак протяжён.
вагоны с грузами. пакеты с именами.
как всё поюзано. как пусто между нами.
бикфордом, проводом, что тянется к огню
я с этим городом себя соединю.
(провод)
Алёша Прокопьев
её трясёт при слове метро,
ей палец в рот не клади — хитра,
ей прям с утра шепчет нутро:
что же напялить под свитер, а?
«Свитер — он свиток, он свит из света,
Из тонкорунных опрятных свечек.
Встань и накинь на себя, комета, —
Голый пронзительный человечек».
(её трясёт при слове метро…)
Елена Дорогавцева
Иногда мне снится, что я живу в центре города,
в чужой однокомнатной квартире. из мебели
только венский стул, шкаф советских времён, трюмо,
в которое боюсь заглядывать поздним вечером.
книги и барахло лежат на паркете. я — на матрасе.
целыми днями смотрим в потолок и слушаем:
бывшие жильцы сбегают в носках по лестнице,
ключи-будильники, чайники перешёптываются,
соседка сверху отталкивается от пола шершавой пяткой
трещинка на ступне — нерв, распоротый ракушкой.
море бьётся в её случайную молодость,
волна испуганно скручивает бигуди —
воспоминания и спасительная поспешность.
её шкаф скрипит от отчаянья. ёжится и шуршит
мужской халат в целлофановом пакете.
она достаёт его вечером, прячет лицо в махру
и мастурбирует, чтобы уснуть.
мне снятся её сны:
свист проплывающих облаков, кровоточащая ранка.
(Иногда мне снится, что я живу в центре города…)
Ирина Рубанова
Застынет в сахаре река.
Горячей станет
Моя замёрзшая рука
твоём кармане.
И, слава Богу, кончен год.
Не отвертеться.
И спелым яблоком вот-вот
Сорвётся сердце,
Солёным лунным кипятком
Ошпарит веки —
Мы расстаёмся так легко
И так навеки,
И так не в счёт шершавость щёк
губ бумажность,
Как будто я тебя ещё
Хотя б однажды,
Как будто время — снежный шар
На медном блюде,
Как будто мы вольны решать,
Что с нами будет.
Последний лестничный пролёт.
Всё так нечестно.
Слегка потрескивает лёд
В ковше небесном,
У Водолея на плече
Сидит комета.
А ты еще любимей, чем
Казалось летом.
(28 строк)
Юлия Скородумова
Служили два товарища, ага.
Случился апокалипсис и праздник ВДВ.
Вот пуля пролетела и ага.
И Аннушка проснулася и масло разлила.
Бананово-лимонный Сингапур.
Мороз снежком укутал, и товарищ мой упал.
Вот Александро-Невскою иглой.
Сосуля пролетела и еще один упал.
Метеоритка свистнул и ага.
Вот так бы всех товарищей всех разом и ага.
Геннадий Каневский – Андрею Черкасову
[остановка]
андрею черкасову
яузские ворота. памятник
пограничным состояниям
отечества
Андрей Черкасов
***
цирк
маленьких
записей
цирк запястий
цирк запятой
Данил Файзов
***
Гене Каневскому
это о тебе идет речь говорится сказка на скорую руку
это ты обещаешь увидеть великие реки
а значит обещаешь размолвку разлуку
каждое утро в поисках сигарет поднимаешь веки
о тебе на каждом углу говорят по тебе проедут
в электронных письмах и во всяких письмах во всех пределах
если вторник хорош то увидимся видимо в среду
многие тебя любят но с каждым годом ряды редеют
на твоих же плечах чудеса и ты слышишь родную речь
ты уже не боишься случайных встреч
и при них говоришь без заглавных букв
ты о них навсегда забудь
будет легок твой путь небывал невесом твой путь
Сергей Сдобнов
что делать если ты станешь камнем
помертвев слегка образую круг
и края утекут на юг
самоубийц не выбирают
из кого получается бабочка из кого свечка
пить твое серебро мертвым волком
оставляя следы человечьи
не имея для сердца возможность
стучи осторожно
слюна сделана не во мне
держал землю в руке — видел воду
кроме света твоей руки
не было места погони
тает снег быстрее крови
кто целует твои слова
сердца ведут с закрытыми глазами
пожалуйста решайте это сами
(что делать если ты станешь камнем…)
Наталия Черных
А как батюшка — первым голосом,
все коты бегут, кто куда.
Милицейские бродят полосы:
врёшь, нахал, не любовь — беда.
Что — в словах: москвичи, семья?
— Спаси, Господи, люди Твоя!
Поменяй мне шаль на перловку;
я не зря меняю обновку!
— Кто в гостях?
— Родная сестра!
Духового страшней оркестра.
А как батюшка — первым голосом,
так все черные кошки — прочь!
Пряник клюквенный — бодрым колосом.
День посеял, отыщет — ночь.
А моей любви еще будут кланяться!
Я так счастлива, как никто.
Пусть слова мои и не нравятся,
это слово, а не пальто.
У Нечаянной Радости звон!
Белая Армия, Черный барон.
(Двадцатые годы)
Клементина Ширшова
над полем кружился ястреб.
мы шли, обнявшись.
он сказал мне — осторожно, хищная птица.
видишь, как гордо парит?
это потому, что свободен – сказала я.
да, но может напасть – ответил он
и добавил — я защищу.
я защищу тебя.
мне послышалось – я задушу.
глупость, конечно.
но всё-таки я ушла немного вперед.
потом вернулись в дом, поставили чайник.
(воздух. Из цикла «Апейрон»)
Геннадий Каневский – Екатерине Соколовой
кате соколовой
это поезд наоборот
розоватый лёд
ты ко лбу приложить просил
«привези мне папенька плод
с дерева иггдрасиль»
я хочу таких древесин
чтобы были круги свобод
чтобы поезд наоборот
самолёт об одном весле
и стоит на моём столе
речь во множественном числе
и поёт поёт
Екатерина Соколова
как хозяева ноги мои пошли по земле
нет ни сыра ни рыбы простой на моем столе
только круглый хлебец-молодец
панеттоне для иностранца
стыдно мне
я бы мог его не бояться
но это отец
(как хозяева ноги мои пошли по земле…)
Алексей Ушаков
Да и кто будет помнить о смерти
в этих бойких охотных рядах,
если пляшут веселые черти
на раскосых твоих площадях,
если тыщщи отпетых наречий
как пищали палят с твоих стен,
если киноварью человечьей
не залить белокаменных вен.
Только время печально и важно
сосчитает удары копыт,
и в стаканчике пряничной башни
серебром «динь-динь-динь» прозвенит.
Пролетишь вороной кобылицей
и исчезнешь в ночи без следа,
дорогая моя столица,
Золотая моя Орда.
(Птичьим говором, ревом верблюжьим…)
После стихов было неформальное общение, пищеобильное, юбилейное. Пели, декламировали стихи. Вспоминали, что ещё Геннадий Каневский успел за последние 50 лет.
Михаил Квадратов
07.08.2015, 5498 просмотров.
