Это камера съехала вправо
Сидела я на вечере, слушала стихи и думала — не знаю, почему мы с Дмитрием Тонконоговым не муж и жена? Мы бы жили с ним так. Он начинал фразу — я заканчивала. Если бы у меня заканчивались слова — он бы тут же вытаскивал их из рукава. Или наоборот, я бы глядела в окошко — а он уже знал, что там нет никакого горя — только легчайший груз несказанного — и если это проговорить, все очистится и засияет, как вымытый дождем осенний лист.
Потомки назвали бы нашу связь настоящей гармонией и поставили бы нам памятник на Никитском бульваре (но сбоку, разумеется). Не потому что мы такая великая любовь — а потому что совпадения и восторг надо праздновать любыми известными тебе способами — иначе потом забудется.
Но поскольку на союз с Тонконоговым рассчитывать не приходится, то, как вариант, я вожу с собой его сборник «Один к одному» (М.: Воймега, 2015) и выбираю из нее эпиграф для своего. Поскольку вожу я сборник давно, то сейчас для этой заметки я пользуюсь экземпляром О. Сульчинской, который ей подарил сам Д. Тонконогов. Свой я оставила в Риге, где провожу лучшую часть жизни. Что удивительно — каждое стихотворение Тонконогова предлагает прекрасный образец эпиграфа — к статье, к завтраку, к грядущему и неизбежному поражению в борьбе со временем.
Начинаю:
«Никуда торопиться не надо,
не успеешь в свои Кутырлы»
«…забудь себя дома»
«И зачем себя болтаешь,
как микстуру в пузырьке?»
«родите меня как блондинку, в чулках от Армани»
«А когда придут с проверкой
или с жалобой придут,
не откроют эту дверку,
страшный суд перенесут»
«А представьте на свете только мы с вами,
гуляем по проезжей части или сидим
Тонконогов действительно владеет таким способом приближения, что кажется, в мире нет ничего, кроме тебя и твоей персональной скорби. Твоей и Тонконогова. Почему скорби? Хорошо — твоей радости. Но эта радость, согласись, настолько мимолетна и зыбка, так трудно ее различить, потом замкнуть на морозе все плюсы на минусах — что вернее сразу попрощаться с ней, поспешно разгладив пейзаж для следующей. Будет ли? Наступит ли? И ты вместе с автором задираешь голову к облакам — а там провода, за проводами — небесные створки, в створках — бассейн «Москва», в бассейне — женщина, ее Господь всемогущий встречает и щадит — и все оставляет как есть. Спасибо художнику — он сдвигает камеру, мир наш абсурдный, скучный, нелепый слегка кренится, и вот уже забавен, и вот уже простодушен!
Ирония, лишенная урока, традиция обэриутов, коммунальный карнавал Саши Черного, подробная предметица ленинградцев, меланхолия великих эмигрантов, нарратив «Московского времени», концепты Пригова и Григорьева — можно выстраивать кривую наследования более или менее уверенно. Постмодернистская крупа осела в поэзии Тонконогова шершавой рефлексией человека, говорящего скупо и оттого отчетливо.
Тонконогов будто специально для нас заземляет текст на знакомых станциях. Мы бы и рады обмануться и разжиться сюжетным брелоком. Да Сосновка, Орел, Площадь Революции у поэта— на самом деле просто пункты отправления к перекрестку Рубинштейна и Маросейки, метафизической точке, откуда, если выживешь, и обзор лучше, и то самое фирменное приближение к истине не так пугает.
Есть у меня одна забота — или, как теперь говорят, «проект» — делиться раз в неделю с учениками одной занятной школы любимым стихотворением. Как-то на 8 Марта я выбрала «Лифт» из сборника «Один к одному». Начинается оно вот так непразднично:
Мечется в кабине Белла Исааковна,
давит на кнопки и уже начинает рыдать,
Муж выносил помойное ведро после завтрака,
Сразу все понял и жену побежал извлекать <…>
Не для детей стихи, конечно, — для иного возраста, которому все это скоро предстоит. Но подумала — и фиг с ним, пусть увидят прикольную такую картинку — застрявший лифт, ведро, халат, спасение — и, если повезет, да проступит сквозь этот нехитрый кинематограф нереальная жалость к человечеству, вина всех перед всеми и своя во главе, как факел. Детям не могла признаться — а здесь хочу. Не сентиментальна вроде бы — но этот лифт, розовые тапочки, ужас и шагаловский полет в финале — всякий раз слёзы, не вру, всякий. Потому как — что ни возьми вокруг, чего ни коснись внутри — всё существует только для того, чтобы любили — а мы живем, вертимся, дураки, и не знаем, кем еще притвориться для этого! Тонконогов знает, хотя притворяется, что спрашивает нас. Смайлик.
…И они полетели как осенние листья.
Белла Исааковна чихала от уличной пыли,
Он притворялся кузнечиком, притворялся рысью,
а кем еще притвориться, чтобы любили?
Анна Аркатова
06.01.2017, 5349 просмотров.
