Длинный день поэзии
В воскресенье, 29 января, состоялся экспериментальный день «Культурной Инициативы» — не отдельно взятое мероприятие, а хорошо темперированный дубль, растянувшийся практически на полный загрузочный день любителя поэзии. Не то чтобы такого не бывало, например, биеннале предполагает и более насыщенный ритм. Но так вот, без видимого повода — интересно.
I
В 15:00 в Музее Серебряного века началась презентация книги Сергея Шестакова «Короткие стихотворения о любви». Знаток литературной жизни Москвы хмыкнет и мысленно поправит: «В 15:30». А вот и нет, дорогой знаток.
Уже к 15:00 не самый малый зал был забит под завязку. При этом самих поэтов (скажем прямо, штатных посетителей вечеров) подошло в итоге нормальное количество. Калейдоскоп незнакомых лиц в зале напомнил полузабытые мемы о «самой читающей стране» и т. п. О временах, когда читали «Юность» или «Новый мир» не только и не главным образом сами авторы + профессионально заинтересованные лица.
Здесь тема глубокая и болезненная. Мандельштам — не простой поэт, но и не поэт для специалистов (по Мандельштаму). Пропуская три страницы текста, который может дописать приблизительно каждый второй из вас — интересно и непривычно было увидеть (потерянный) второй круг — читателей-неписателей.
Через абзац перейдем к самим стихам. Важный ключ к их пониманию дал залу издатель (этой книги и вообще) и поэт Евгений Кольчужкин, вспомнив слова Мандельштама насчет того, что «А = А».
Стихотворения Сергея Шестакова попадают в ту самую точку, где А = А. То есть для начала это прямое лирическое высказывание. В мире, где мы уже привыкли к тому, что индивидуальная поэтика складывается из авторских сдвигов и смещений, здесь (у Шестакова) надо с лупой искать сдвиги и смещения. Практически нет иронии, хотя, казалось бы, куда последние 30 лет без нее. Нет авторской рефлексии, взгляда на себя (пишущего) в профиль, да мало ли чего еще нет. Есть мощная эмоция, транслированная очень простыми (на слух) стихотворными средствами.
Вот, скажем, повтор. Сколько раз мы видели маленькое чудо, когда слово повторяется, скажем, трижды — и каждый раз значит нечто немного новое (А со сдвигом или с приращением). Тут, в маленьких стихотворениях о любви Сергея Шестакова, оно трижды значит одно и то же, разве что в третий раз звучит чуть тише, чем в первый. А есть А, точнее, делает всё, чтобы остаться в точности собой, не шелохнуться.
В конечном счете, Шестакова по-настоящему интересует то, что неподвластно времени. Кому-то эта мысль покажется банальной и универсальной, относящейся ко многим авторам. Возражу: большинство стремится обессмертить мимолетное. Пока вы думаете над этим тезисом, я и закончу первую часть.
II
И вот, всячески медля и никуда не спеша, несколько московских литераторов перетекают с вечера на вечер, в чудесную «Дачу на Покровке», где на 19:00 назначен вечер из цикла «Москва и немосквичи». Коренную Москву собирается представлять Дмитрий Веденяпин, Москву в первом поколении — Ирина Ермакова. Оба автора в представлениях не нуждаются. Постепенно набирается зал, в том числе (как и на Шестакове) — незнакомые лица. Но… ни одного из тех, что были на первом мероприятии.
Грустная мысль — обознатушки. Нам казалось, что мы видим перед собой любителей поэзии, но не поэтов. Наверное, таких действительно нет или почти нет. Есть поэты (ну, специалисты). И есть отдельно любители поэзии Сергея Шестакова, любители поэзии Дмитрия Веденяпина, Ирины Ермаковой, ну и т. д.
Постоим еще немножко на этом пятачке. Допустим, я студент-математик, и лично знаю Сергея Шестакова. С изумлением узнаю, что он еще и поэт. С интересом посещаю его вечер — и остаюсь в полном восторге. Оказывается, современная поэзия — это не сектор КВН и не герметично-аутичное приложение к актуальному искусству. Более того, оказывается, я (студент-математик) восприимчив к поэзии, у меня захватывает дух, наворачиваются слезы на глаза… гортань… печень… словом, все симптомы поэтической чуткости. Таких, как я, сто. И ни одному из ста не приходит в голову попробовать на вкус еще одного-двух поэтов.
Как если б я жил на одной лестничной клетке с Сокуровым — и посмотрел все его фильмы. А фильмов Параджанова не смотрел ни одного — потому что с ним на одной лестничной клетке не жил.
Переходим непосредственно к программе вечера. Поэты сперва огласили специально написанные эссе о Москве, потом почитали стихи.
Ирина Ермакова припомнила историю своих наездов в Москву вплоть до того момента, когда она стала москвичкой. Что-то вроде истории любви, завершающейся свадьбой. Завершающейся — не любви, а истории.
Дмитрий Веденяпин поделился с аудиторией воспоминаниями и ощущениями, что оно, конечно, да, но на это накладывается сами понимаете что, однако, несмотря на это, скорее да, хотя и не без оговорок. Я бы слегка возразил дорогому другу, что да — оно безоговорочно, прежде нас и выше нас, а на сами понимаете что плюнуть и растереть, настолько оно по историческому счету эпизодично и несопоставимо с.
Говоря немного прямее — если Москву не любить, то что еще с ней делать? Нет, конечно, ее можно использовать для отдыха и заработка денег, но это пошло, утилитарно, между делом и задействует саму Москву не более чем на 1%. Зачем же отказывать себе в таком удовольствии, как любовь к Москве? Ну хорошо, не отказывать, а колебаться.
О стихах Ермаковой и Веденяпина можно говорить (да и я говорил) в любом формате. Сейчас попробую максимально кратко.
Ирина Ермакова раз от разу делает это, а мы не понимаем, как.
Дмитрий Веденяпин достиг такого уровня просветления, что способен одним касанием превратить что угодно в поэзию.
В глубокой задумчивости мы пригубили, что налили, прикусили, что принесли — и рассредоточились по Москве.
Леонид Костюков
Музей Серебряного века,
Дача на Покровке
08.02.2017, 4236 просмотров.
