В последний раз я слышала Александра Ожиганова на презентации его книги «Утро в полях», вышедшей в поэтической серии издательства «Цирк „Олимп“ + TV».
Дело было в Зверевском центре.
Тогда я, да и все, отметили волшебное превращение немолодого мужчины в сером свитере — в просто какого-то Цезаря — как только он начал читать. Распрямилась спина, зазвучал красивый, с небольшим рокотом голос. У поэта оказалась очень волнующая, гипнотизируюшая манера чтения. Несуетная, без аффектации, какая-то исподволь величественная, хоть слово «манера» к Ожиганову не очень-то применимо.
Тут необходимо процитировать (он еще здесь появится) самарского поэта и издателя Сергея Лейбграда, его предисловие к упомянутой книжке: «Сухой, глухой, как будто даже обиженный на всё и на всех человек в старомодных очках и затрапезном сиренево-буро-малиновом пуловере и чёрных рабочих брючках вдруг преобразился. В его мёртвых, умирающих, задыхающихся, упрямых, монотонно неотвратимых стихах и интонациях жило ощущение красоты. И сам он освещался изнутри отнюдь не „адовым пламенем“, а детским благодарным светом. И становился еще красивее, чем его гулкие, страшные и удивительно честные тексты».
Да, стихи. Прекрасные. Ясные, горькие, очень мужские, со страннической интонацией.
Вот прошло сколько-то лет, и «Культурная инициатива» — с подачи Владимира Тучкова —замутила вечер Ожиганова в «Жан-Жаке» на Никитском бульваре. Кстати, в слове «Ожиганов» чуткое ухо сразу уловит «Жан». Я-то сразу услыхала, и прочитала в том тайный знак, что будет хорошо, и не ошиблась.
И вот сам поэтический вечер. Четверг. Народу ни много и ни мало, публика отборная. Все, главное, слушают: не пьют, в телефонах не сидят. Просто внимают.
Ожиганов собирался читать из трёх книг: их, термос, очки, какие-то тетрадки положил перед собой на крошечный жан-жаковский столик. Книги были — «Стрекоза», «Трещотка», «Утро в полях». О последней поэт забыл, зато читал публикации из журнала «Волга», аж восьмидесятых годов. И совсем новые тексты, из тетрадки.
…Давно ли ты, о, читатель, слушал тексты из тетрадки? Вот то-то!
Ожиганов, посомневавшись, решил обойтись без очков. Налил из термоса, выпил. Взял книжку — и опять произошло превращение, описание которого я выдала уже в двух версиях.
Сдержанные, хрящеватые, с полынной горечью стихи Ожиганова народ слушал с растерянными полуулыбками на лицах (мне было видно) и чуть покачиваясь.
СТРЕКОЗА
Н. В. Д.
Улыбался. Плавал. Пировал.
Впереди — Клухорский перевал.
Ветер с гор. Костер на берегу.
Муравьиный кислый запах тлена.
И горят шиповники в снегу
У туберкулезного Ульгена.
Ветер с гор. И черная лоза.
В это время пляшет стрекоза.
На снегу кристаллы папирос,
Ржавые консервные коробки.
И ложатся лозы поперек
Муравьиной сумеречной тропки.
В это время вольная душа
Необыкновенно хороша!..
И свистит, свистит, катит в глаза
Ледяная флейта перевала,
И беспечно пляшет стрекоза
На сухих колючках астрагала!
В это время, рядом — у костра —
Научи плясать меня, сестра!
Во многих текстах поэта будто бы языческим идолом возникает образ сестры. «Мифическая» — написал о ней Сергей Лейбград в предисловии в «К утру в полях». «Никакая не мифическая, — возразил автор (на вечере в Зверцентре), — просто моя старшая сестра».
Читая из «Волги» — все возбудились при виде пожелтевшей цветистой обложки, заинтересовались годом — Ожиганов отметил, что рекомендателем публикации был Виктор Кривулин. После чего «Волга» долго и с удовольствием поэта печатала.
Питерский поэт Кривулин рекомендовал «Волге» Ожиганова, тоже в определенный момент жизни поэта питерского.
Ожиганов географически весьма запутан. Родился в Одессе, начинал в Молдавии, продолжал в Питере, потом двадцать (!) лет в Самаре, сейчас живет в Москве.
Помню, много лет назад Сергей Лейбград рассказывал как о чуде, что в Самаре обнаружился Ожиганов: какого прекрасного поэта занесло к нам!
По давним поездкам в Самару и я помню Ожиганова. В музей Толстого, где проходили все фестивальные мероприятия, возникал в дверях заметный, отличающийся седовласый худой мужчина в свитере и чёрный брюках.
Последние, неизданные тексты Ожиганова — из тетрадки — страницы русской истории, пересказанной в стихах.
И, отпраздновав победу,
князь сперва поял Рогнеду,
выржнув братьев и отца.
А потом поял Грекиню
Ярополка-подлеца.
А потом поял Чехиню
и Болгарыне дал бал.
И кого б ни встретил — пял!
Пял покладистых наложниц,
мужних жен, мужей, девиц.
(А под старость от безбожниц
князь добрался до божниц)
Всех подряд пял без оглядок.
На Руси таков порядок.
Поэтический вечер получится душевный. Очень содержательный. В лучшем смысле слова интимный.
«Пятьдесят лет не праздновал, шестьдесят не праздновал, семьдесят пропустил, и вот вдруг такой вечер, юбилейный получился», — сказал Ожиганов, когда мы небольшой группой шли по Никитскому. По-детски довольный, поэт улыбался, светился, и, слушайте, у всех было прекрасное, какое-то светлое настроение.
Татьяна Риздвенко
24.04.2017, 4239 просмотров.
