Воспой, о муза, славнейшего из стихотворцев сегодняшних, сочинителя мудрого и громогласного, изобретательнейшего из версификаторов, пиита многоликого Амелина, который многие стихи богам в угоду создал, традиции чтя вековые, дабы отыскать, не страшась задач непростых, оным применение в сочленении с новейшими изысканиями собственными, исконные из глубин речи многослойные смыслы на поверхность поднимая, ибо едва ли иначе городу и миру явлен быть способен истинный язык поэтический.
30 апреля сего года в едальне, имя носящей французского просветителя Руссо, где устрицы, перепела и прочие блюда изысканные поглощает публика высокочтимая, читал свои сочинения Максим Амелин, многих премий литературных обладатель и несколькими днями ранее среди поэтов нынешних названный Поэтом за служение свое многолетнее музе, в чем нет ему равных и не было, читал сочинения свои, сопровождая оные рассказами о путешествиях ближних и заокеанских, о происшествиях древности далекой, немногие о которой сведения сохранились, да и те, что сохранились, не отыскать несведущему и в тайны книжные непосвященному; пояснения сии неотъемлемы от стихов казались.
Чтение сочинений своих начал стихотворец с Исповеди с ним самим отождествляемого некоего переписчика, обитель святую не покидавшего тридцать иль сорок лет, ремеслу своему смиренному будучи верен, чая продлиться, верша ежечасно дело трудоемкое, за буквою букву старательно переписывая, до точности помня каждое слово переписанное, не имея однако решительно никакой возможности прочесть оное по незнанию грамоты.
Я — переписчик, смиренное ремесло
дарит возможность продлиться в мире:
медленно книги ветшают, — своих число
nbsp; помню до точности: три Псалтири,
двадцать Апостолов, девять Палей, семь Пчёл,
пять Шестодневов, и каждый штучен,
всё бы я мной переписанное прочёл,
если бы грамоте был обучен.
Засим стихотворец прочел перед публикою искушенной стихотворения избранные из цикла о Поднебесной и ее обитателях. О посещении участка Бадалинского Великой стены китайской было первое читанное сочинение, кое-сопроводил поэт велеречивый пояснениями о поговорках древних народа ханьского, земли сии некогда и поныне населяющего.
«Кто на Великой не был стене,
тот нехороший ханец» —
я побывал, и теперь вполне
можно хорошим считаться мне,
даром что иностранец.
Второе сочинение цикла китайского о происшествии любопытном возле императорского трона в Зале Безмятежности Летнего дворца Ихэюань было, свидетелем коего посчастливилось стать автору. В оном месте, обретения духовного спокойствия ради созданном, в одном из залов роскошных, где обитый бархатом желтоватым трон императорский располагается, служительницы умелые бережно и старательно мальчика лет шести обряжали в шелковые штанцы и рубашечку цвета золотистого, в плащичек распашной, шапочкой приплюснутою головенку ему покрывая, на трон усаживали, а мальчик тем временем, сперва безмятежно улыбаясь, брови насупливал, багровея, желая приказы отдавать, войско посылать на врага, казнить и миловать беззаконно, подавлять жестоко восстания, чуждых уничтожение книг приветствовать, слух настроив на хвалы угодливых подданных, но был в скором времени с трона стаскан, так и не обретя полномочий императорских.
трех не прошло минут,
как с трона стаскивают властелина
упирающегося, — подходит очередь
следующего за ним, — а ему
на память останется лишь десяток
фотографий отменнейшего качества.
Третье сочинение читанное изваянию Вэньчана, божества литературы и учености, наблюдаемому в городском храме в Гуйдэ, посвящено было. Божество сие, «литературой блистающем» зовущееся, с Большою Медведицею в Поднебесной издревле отождествляемое, чиновникам и студентам покровительствует, ибо по преданию народному одному лишь Вэньчану блистательно-письменному, во времена правления династии Тан жившему, удалось с экзаменом суровым на право занятия чиновничьей должности без труда справиться, потому ныне изваяние сие весьма излюбленным среди жителей местных почитается, и дарами многими подножие его потому уставлено. Сего Вэньчана, в багряное облачившегося с нефритово-круглым воротом и на трон просторный воссевшего, межбровье насупив, повстречал поэт зоркий в небольшом городке Гуйдэ, где не более восьмисот тысяч человек проживает, и о милости попросил сие божество взыскующее.
О ты, просящим дарующий
в познании — проницательность,
в поэзии — вдохновение,
в науке — точный расчет,
пребудь и ко мне, случайному
из дальних пределов путнику,
хоть строг, но не скуп на милости
с чудесным своим коньком!
После сего Поднебесного цикла прозвучали многие иные сочинения поэтические, мудростью оному ни сколь не уступающие: Баснопение, о Пиндаре и осле повествующее, о поколениях грядущих провозвещающее, отличить не смогут кои осла от Пиндара; Похвала Клио, мудрой и всеядной, произнесенная у старого книжного шкафа; Опыты о памяти и о земле. Наконец читано было старинное предание о Странствии Иегуды бен Галеви, поэта и мудреца еврейского, с Андалузской родины к землям Обетованным который направился, подобно птице, в свое гнездо стремящейся бесповоротно, желанного жаждая возврата в место, где никогда отроду не был, гибельных не страшась и диких опасностей, и, вступить в страну так и не сумев, издали все же ее увидел.
Как от увеличительного стекла
стало всё резким
вдруг — и от счастья сердце навеки замерло
в нём, как и в том, кто посуху сорок лет
шёл пред народом,
но не вступил в страну — лишь увидел издали.
Завершил чтение сие поэт остроумный несколькими епиграммами, не для печати писанными, но на злобу дня сочиненными, имея намерение откликнуться на иные события, обличения требующие сатирического.
Восславь, муза, творения великомудрые стихотворца изобретательного Максима Амелина, читаные на вечере и прочие, кои читаны не были, дабы не умолкала лира его многоголосая и зрели сочинения новые.
Денис Безносов
09.05.2017, 4024 просмотра.
