Вера тут не в то да сё,
А конкретно в то, что это
Наше, в смысле, наше всё,
И надежды больше нету.
Перспектива не ясна.
Но когда беспечной птичкой
Расщебечется весна,
Я надеюсь по привычке.
Зарокочут соловьи,
Встанет ночь в дверном проеме.
Никого не будет в доме,
Кроме правды и любви.
Насколько же приятней про деревья,
Про землю в
Про то, над чем,
Как пели в старину, не властно время
Совсем — ну не цепляйтесь — если точно,
Почти совсем.
Синее синевы, сосней сосны
Стоит она, сама себя стесняясь,
То улыбаясь, то не улыбаясь
Из глубины.
Жерло? Не то! Какое тут жерло?!
Скорее, кьяроскуро и сфумато.
Опять не то, но все равно, ребята,
Нам повезло.
Зачем врать? К чему притворяться?
А.Пятигорский
Зачем врать? К чему притворяться?
Ну и что, что общественность просит не повторяться!
Что важнее — общественность или гудящий лифт
И мгновенное знание, что это мама,
И — привет от Бердяева — в смысле само-
Познания: снег, как шрифт,
Крупный, только, как в негативе,
Белый в угольной перспективе
Нашей улицы имени всех комиссаров,
Кровожадных и добрых, нестарых и старых,
Настоящих и гипсовых — лифт
Грохает и замирает со стоном.
Баба Аня на идише по телефону
Говорит с тетей Женей — опять
Тайны,
С неба сыпятся снежные буквы и цифры.
Я несусь открывать.
Приснились Байтов, Фельтринелли,
Шестов и Радлов.
На наш участок прилетели
Шестнадцать дятлов.
Был
На самом деле.
Сперва, конечно, я подумал,
Что Фельтринелли,
Но, глядя, как пестреют дятлы
На ветках вишни,
Я догадался, что у Бога
Никто не лишний.
Как Брежнев Пельше.
Хотя, наверно,
А
Ботик вышел в море и пропал,
Растворился в чашке.
Ночь идет, что твой Сарданапал
В розовой фуражке.
Перламутр и жемчуг, нежных век
Розоватый отсвет…
Я хочу сказать, что человек,
Несмотря на то что
Он не смыслит в этом ни аза,
Просто так, как зритель,
Иногда заглядывает за
Горизонт событий.
Только лампы потухли,
Нам предстала впотьмах
Встреча женщины в туфлях
И мужчины в очках
Под рисунком Моранди
У ночного окна
На пустынной веранде
За бокалом вина.
Никаких разговоров,
Только туфли в очках
Отражались, как море,
В рыболовных крючках,
Только сосны чернели,
Только волн гребешки,
Словно туфли, белели
В темноте, как очки.
Голод волчий.
Холод собачий.
Угол медвежий.
Fuera esta noche.
Che tu mi piaci.
Tombe la neige.
…в закоцитной стороне…
Е. Баратынский
Чем дальше, тем больше неясностей в главных вопросах
И меньше доверия ко всякого рода ответам,
Любым, даже самым высоким, как дом на колесах,
Сквозь черные буквы летящим по белому свету.
Никто никому в этом мире не должен ни грана,
Но есть, как сказал бы Израиль Натаныч, одно исключение,
И это, конечно же, ты — вот такое везение,
Еврейское счастье, сострил бы Израиль Натаныч.
Под бременем тяжкого долга согнувшись до срока,
Ты сам, как прицеп на ухабах и поезд на стыках,
Кряхтишь, раскалившись на юге, а то одиноко
Скрипишь, коченея под ветром, на севере диком.
Так в чем же твой долг? Жаль, Израиль Натаныч далече,
А то б он порадовал нас остроумным ответом,
Сказал бы ну
Ну да, закоцитной — не в этом ли подвиг поэта?
1.
Тебя не будет, тебя не будет, тебя не будет, —
Подпрыгнул
Ладошки взмокли, губа трясется, глаза, как блюдца,
Один на
Настало утро, и мальчик Изя, и все проснулись.
Вот солнце светит, вот папа ходит, вот мама гладит.
Ночные страхи вдруг расступились, перевернулись
В
2.
Однажды Изе приснилась птичка с часами в спинке.
Она сидела, потом вспорхнула и улетела,
И понял Изя, столетний Изя, тараща зенки,
Что худо дело, ох, худо дело, эх, худо дело.
Опять за горло его схватили железной хваткой,
Опять сверкнули в углу над шкафом клыки и когти.
Будь Изя прежним, подпрыгнул б снова в своей кроватке,
А этот просто, держась за сердце, привстал на локте.
13.09.2017, 3161 просмотр.
