* * *
Надо помнить, что все, что вокруг —
Дело
Так что, друг, выбирай правильные места —
Охраняемый люкс лучше, чем одному с ружьем у костра.
Не говори с детьми, не ведись на голоса,
Услышал — едет машина — прячься в кустах,
Голая баба в лунном сиянье — плохой знак
Во все времена, тем более в эру Медленных Черепах.
Проверенные чекпойнты, прикрытые тылы,
Братаны на местах, надежные стволы,
В каждом порту — по рту,
В монастыре — по дыре.
Когда прокладываешь маршрут
Пальцем в календаре,
Если неделя — разворот дневника,
Где просто нет места седьмому дню,
Значит, еще два по сто коньяка,
Пепельницу, лимон, меню.
* * *
Два года как убрали порт,
Сделали набережную с брусчаткой,
Памятник катеру «Капитан Бобров»,
Ларьки, фонтан, детскую площадку,
Музей «Старые верфи» —
Зона свободная от оружия —
Рай для палок селфи.
Город мастеров —
Да на хер он нужен,
Эта гжель, хохлома,
Ложки, лебеди, бампера,
Сормовский узор,
Молитовский крой,
Гордеевский взвар,
Часовня, военторг, экобазар —
Местные недовольны.
Ну и что, что не неспокойно
Было раньше,
Но не было этой напускной х*ты,
Не было фальши.
Вот был бар «Амадей»,
Не лицо города, но и не жопа.
Каждый знал
И заезжал по пути с вокзала
И на вокзал.
Работал 24 на 7,
Знали все —
Бандосы, хачи,
Шалавы, врачи,
Букмейкеры, траблмейкеры,
Терпилы, педрилы,
Скейтеры, семинаристы, матросы.
Есть бабосы, нет бабосов —
Не имеет значения,
Все люди равны,
Все в одной раз*ной лодке плывем
По сточным водам времени
Точно по, а не против течения.
Мне вырвали аденоиды,
Мы с папой зашли в «Амадей».
Папа взял мне пломбир,
Пива и сотен себе.
За стойкой сидел старик,
Долго смотрел в нашу сторону,
Я ела ложкой пломбир,
Старик подошел к окну,
Кивнул папе, папа в ответ кивнул,
Старик превратился в ворона.
Когда были аденоиды,
Пломбир был вкусней,
Чем когда нет аденоидов.
* * *
Последнее, что увидел Катацу Моридако —
Доисторический гигантский моллюск —
Ярко вспыхнувшую радугу.
Последнее, что услышал — собственный утихающий пульс.
Последнее, что вспомнил — свою позапрошлую жизнь:
Ее имя, ее длинные мокрые волосы,
Быстрый собственный автомобиль,
Вминающийся во встречную полосу.
И в воздухе, вдруг запахшем бензином и маслом —
«Мясо нужно покупать только на рынке» —
Повисла ее незаконченная обычная фраза
Не до конца заштрихованной картинкой.
Валера — прекрасный фотограф,
Его чувство пространства и времени
Настолько меня поражает, что я до конца и не верю,
Как не верю в существование высшего разума, кроме себя самого.
В своей позапрошлой жизни Катацу никогда не ходил в кино.
В своей прошлой жизни он был некрасивой и глупой женщиной.
В этой — моллюском.
В будущей — снятой Валерой фотографией в раме,
Закрывающей на стене трещину.
* * *
Ночная Москва, ночной проспект.
Настоящее прекрасно — сиги есть и парад планет.
Мы выходим из машин, встаем на колени,
Время тянется как горячая карамель.
И Маша говорит: «Братва, закрываем глаза,
На* всех, кто сдал назад,
Все развлечения вселенной, все золото империи,
Мы все заберем до последнего юаня и пенни.
На светофоре сверни,
За Дворцом спорта пустырь,
Парни жгут костры,
И мы войдем в этот вечер как
Темный князь в монастырь.
Семь бед — один ответ,
Деньги и паспорт в пакет,
Ни цветов, ни конфет,
Бросай мотор здесь,
Поймаем моторхэд.
Представь любое, что может быть.
Они оставят в покое тебя, может быть.
Это не скинуть, не слить»
Как скажешь, Маша, надо бить —
Значит, будем бить.
* * *
Когда ты пил,
Ю мэйк ми фил,
Что звезды ниже…
Когда ты пил,
Мы были ближе.
Луна, как медное кольцо,
И ты смеешься им в лицо.
Когда ты пил,
Ты не знал страха.
Когда ты пил,
Ты был непобедим,
Ты слал всех на*!
Звонки, которых ты не помнишь —
Ночные, рваные как рана…
И я искала в многоточиях
То главное, чего теперь не стало…
Когда ты пил
Ты волком был,
И певчей райской птицей,
И робким зайчиком,
И трепетной девицей,
И танком
Когда ты пил, мы больше мира были.
Когда ты пил, ты был натянутой струной,
Рука твоя невидимый кинжал сжимала,
Теперь зарядка заменила алкоголь.
О спорт, пристанище у*щ!
О спорт, ты боль…
* * *
Не зовут гонять в футбол,
Не плюсуют фотки и
Закидали весь балкон
Тухлыми селедками.
Краской «крыса» написали
На двери, насикали,
Обозвали бабу Валю
Сукой недобитою.
Отпускают сме*ечки,
Поцарапали заточкой,
И у тепломагистрали
Скейт у Миши отобрали.
Унижают после школы,
И вообще все грустно,
Если знают на районе,
Что наш папа мусор.
* * *
К нам в зиндан, к нам в зиндан
Заходил котенок,
С зубом выбитым играл
И шипел на телок,
Это раньше они были
А сейчас сидят в могиле —
Хмурые и сирые.
Полакал воды из блюдца
И понюхал нечистот,
Потянулся, облизнулся —
Вот какой хороший кот.
***
Матери можно все рассказать —
Как насиловал в девять,
Как любил в тридцать пять,
И как пьяным сбивал,
И в лесу закопал —
Все поймет только мать,
Только мать!
Только мать…
Сердце матери примет любое —
Закаты, откаты, прибои, убои,
Если пидор, если шалава —
Слава матери, слава!
Только мать…
Батя точно отп*ит,
Старший брат перестанет общаться.
Младший брат расп*ит все друзьям.
Сестре х* на все класть
Только мать…
Только мать тебя ждет на Земле,
Ты вернешься верхом на змее,
Она встретит тебя во дворе,
На змее,
На Земле,
На заре.
* * *
Блестит на солнце корпус из самых прочных сплавов,
Железная рука сжимает флаг,
Андроид Хромов вышел опять сегодня рано,
Ведь снова у границ собрался враг.
Спите люди, спите!
Не нападут, не ссыте!
Не зря на переплавку ушли колокола,
Не зря сдавали гаджеты, айфоны.
Теперь границу, суки, вам не перебежать —
Ведь на посту всегда андроид Хромов!
Я помню, как рассказывал отец,
Как робота крестили в ХХС:
Топовый епископ
Стоял от бати близко
И роботу на шлем надел венец!
Спите люди, спите!
Не нападут, не ссыте!
* * *
Пятого августа утром по дороге на работу,
Размахивая портфелем и напевая восьмую ноту,
Я зашел в супермаркет и купил по списку:
Сигареты, минералку, четыре пустых диска,
Последний диск «Оркид Хэм» и уцененный «Звездный десант»,
Ноотропил сестре, зоотропил собаке,
Глонассин себе и племяннику «Лего Концлагерь».
Сраный гебистский режим не закупил
«Доктор Пеппер», папиросы «Житан» и «Дирол Винил».
И как мне, б*, чувствовать теперь себя фри?
Подхожу к терминалу оплаты. На, режим, получи —
Захожу в раздел услуг, выбираю «В*ть системе»,
Сто рублей туда, столько же тем, кто рулит правой темой —
«Русским черным православным белым пантерам»,
Столько же «Фронту поддержки зомби на Селигере»
(Вчера у мамы по телеку видел, как х*т они по полям
С улыбкой на е*ле и температурой тела около ноля),
Триста, чтобы пролонгировать свой три дэ аватар
В социальной сети narayone и на сайте wordwar,
Пятьдесят кинул на мобилу любимой женщине
И пятьсот телеканалу «Анальные затрещины».
Вроде ничего не забыл, взял чеки на всякий, вышел.
Пока в багажник грузил, вой ментовской сирены услышал —
По своей отдельной
Не иначе как преследует «Газель» с повстанцами,
На борту «Газели» — логотип «Воронинской школы танцев»,
Бородатый из кузова бросает
В банке
Вернулся к терминалу и кинул четыре сотни
На поддержание жизненных систем Алекса Мерфи.
Настроение — говно, придется вечером намутить себе нюк.
Анатолий Яйцев (Антон Лаврентьев) родился в г. Горьком в 1980 году. Автор текстов для музыкальных групп «Wargausen sisters», «Серебристая четверка», «Opus Glocc», «Mirrored Lips». Публиковался в газете «Селедка». В настоящее время работает над сольным альбомом Александра Зайцева. Занимается гуманитарными технологиями в сфере IT.
26.11.2018, 3069 просмотров.
