Вечер ростовского поэта Владимира Козлова из цикла «Пункт назначения», который прошел 15 октября в клубе «Китайский летчик Джао Да», был немноголюдным, но уютным и осмысленным. На нем не было случайных людей, Пришли, что называется, все свои, причем в данном случае под своими понимаются не только друзья автора, но и, что важнее всего, друзья того дела, которое на сегодняшний день определяет его место в литературе.
Владимир Козлов стал известен среди поэтов прежде всего как издатель журнала Prosōdia, ставшего, на мой взгляд, главной сенсацией последних лет в скудном мире русской поэтической периодики. Кто бы мог подумать, что на деловом и жовиальном российском юге, более всего знаменитом раками и рыбой, вдруг возникнет журнал поэзии, способный соперничать с «Арионом» и «Воздухом»? Но за каждым региональным поэтическим феноменом стоит конкретный подвижник. В
Название Prosōdia, с его латиницей и даже диакритикой, вроде бы отсылает нас к солидному академизму, к высоколобому миру «поэтов при университете». В самом деле, это издание с исследовательским уклоном, однако под его обложкой собираются стихи, равно интересные и академическому филологу, и участнику литпроцесса, и «обычному» читателю, то есть человеку умному и образованному, но профессионально со словесностью не связанному.
В «Китайском летчике» номера журнала присутствовали и вызывали естественный интерес, но это был не вечер журнала, а вечер Владимира Козлова как автора собственных стихов. И здесь у публики возникает специфическое любопытство: что из своего повседневного опыта пускает, а что не пускает в стихи этот человек? Ведь Козлов — жилец двух миров: он не только филолог (несмотря на свою молодость, доктор наук), но и руководитель еще одного журнала,
На вечере прозвучал только один остросоциальный текст, но есть ощущение, что со временем муза автора станет более отвязной и хулиганистой; для него это был бы и способ высказать накипевшее, и инструмент раскрепощения, снятия рамок традиции. На данный момент Владимир Козлов предстал перед нами как поэт, нацеленный на развитие, поиск, а следовательно, заслуживающий регулярного внимания читателя: никто же не знает, в какую степь он пойдет через полгода или год. С одной стороны, он считает одним из своих главных достижений недавно опубликованный цикл «Футурология близости», над которым он работал пять лет — вереницу октав на классический манер, но с известным постмодернистским прищуром:
* * *
Нас не найдут здесь даже после смерти.
Хотелось расцвести, чтобы померкнуть.
Никто не видел пристально черты
и не прочел в них ничего, о чем весь ты.
И с неразрезанными вся душа листами
скучает в баре со своими двумястами
и в мир иной глядит наискосок —
воспоминанье ложное стучит в висок.
А с другой стороны, треть его выступления была посвящена верлибру. Этот род письма Козлов развивает довольно осмысленно. Основа его верлибра — скорее мысль, рассуждение, чем ритм или образ. Он пытается писать их так, чтобы каждое стихотворение составляло единое предложение, единый синтаксический выдох. Например, вот так:
Положение в кресле
«Я тут поймал себя на том,
что привязался к паре положений тела в кресле,
в которых чувствую себя уверенно —
так сказать, хозяином положения —
и нужно заметить, что это довольно приятно:
минуты абсолютной пустоты в сознании,
несомненной самодостаточности,
чистого пребывания в полноте,
чего еще надо? —
а потом я почувствовал, как затворяются поры,
как в самодостаточности проступает „достаточно“,
обращенное вне, — и от этого
жидкий металл моего нутра
больше ничто не способно
поддерживать в жидком виде —
я превращаюсь в монумент — и почему бы нет,
но интересное — потом:
я чувствую в том состоянии,
как неслышно начинают работать
те приводные ремни, которые
раскручивают не абы что,
а маховик насилия;
я чувствую, чем платит мир за состоянье,
которое я счел приятным,
и лик мой каменный —
ответ на кровь, на еще больше крови,
и мне не страшно даже —
дальше
я понимаю, что надежды нет,
что ничего не сохранить,
что подломившаяся ножка кресла
имеет шанс разрушить мою жизнь, —
и только здесь я, наконец, пугаюсь —
меняю позу, становлюсь бесформенным и жалким,
пригодным для спасенья.
Разумеется, столь познавательный вечер не мог не продолжиться культурным общением, в процессе которого присутствовавшие смогли насладиться обаянием личности автора.
Игорь Караулов
29.10.2018, 1807 просмотров.
