Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Презентация книги Наталии Азаровой «Революция и другие поэмы (М.: ОГИ, 2019)

Поле повтора как признание в революции

Глядя с террасы высотки на фантастическую по красоте панораму города с петлей Москвы-реки, дополненной белым катером, и разговаривая с Володей Коркуновым, я вспомнил вполне не документированную, но живучую легенду. Она сообщает о том, что Сталин и Гурджиев были знакомы и в одну из их встреч Гурджиев изложил вождю народов идею строительства гигантских зданий-башен. Они должны были быть выстроены в топографически определенных точках таким образом, что все вместе смогут создать мощное энергетическое поле над городом, которым можно, зная его секреты, управлять.

Идея живого объема, охваченного одной доминирующей энергией, на которую можно воздействовать тем или иным способом, наполняя новым значением речные излуки, дома, сады, парки, летящих птиц и людей, невероятно близка к идее стихотворения. Стихотворение как таковое и было главным героем этого вечера, собравшим сюда, в квартиру в боковой башне знаменитой высотки на Котельнической, где происходила презентация книги Наталии Азаровой «Революция и другие поэмы», около трех десятков слушателей.

Зависнув в этих легендарных местах, стихотворение поднималось от подъездов с барельефами поэта Вознесенского и других знаменитостей, восходило в ничье общее небо и сбегало обратно, чтобы войти на мерцающий экран с клипом, сделанным по стихам, представленным в книге, звуча из колонок голосом автора, наложенным на великолепно подобранную музыку, чтобы повториться в том же голосе, декламирующим ритмичные стихи без рифм уже вживую.

Гости, московские и специально приехавшие на презентацию из Санкт-Петербурга поэты, смещались, дрейфуя по комнатам, двигаясь в такт ритму, застывая, чтобы побыть с ним подольше, побыть с ним единым, и снова отправлялись в тихое путешествие меж слов, лиц, звуков голоса, тихих реплик, узнаваний, приветствий, между прошлым и будущим, собой и другими.

О стихах Наталии Азаровой написано и сказано много точных и проницательных слов — в частности, об их необычности, затрудненности для восприятия, органической комбинаторике уровней, интересе к политике, каббале, философской и социальной проблематике. Мне хотелось бы сказать пару слов о ритме, потому что, как мне кажется, именно ритм был тем, вокруг чего заходил в конце концов простыми движениями по сложным траекториям стихотворение-вечер всем своим объемом с его дальними и ближними планами, в стихах и вне их. Ведь стихи обладают таинственным качеством -сочетаться, плавить и сплавляться с теми вещами, что их окружают — с дальними и близкими, делать их другими, делать их — твоими, неузнаваемыми, сдвинутыми.

Ключ к ритму поэм Азаровой найти довольно-таки трудно, ибо, как в новелле Эдгара По, «документ» лежит на самом видном месте — в готовом виде он находится между страниц композиции «утро и бабочки»:

повтор
отбор
повтор
отбор
отбора
отбор
отбор
повтора

Стихотворение, как и весь мир, делается повтором. Те, кто глубоко вглядывался в это формообразующее свойство мира, переживали озарение (Гераклит, Ницше, Пифагор, Экклезиаст), но большинство этого повтора даже не замечает, как воздуха, которым дышит.

Регулярное стихотворение использует несколько видов повтора: строка, рифма, строфа — это те единицы, которые остаются неизменными, повторяясь. Оставаться неизменным — это фундаментальное свойство повтора — в беспорядке новых вещей и комбинаций, несомых временем, являть себя в другом времени и месте — тем же самым, одним и тем же, как семь высоток повторяют друг друга, оставаясь в повторе и отличии одним и тем же — узнаваемым высотным зданием Москвы, о котором грузинский скульптор Константин Мерабишвили как-то сказал мне, что без них Москвы уже не представить.

Повтор — это залог вневременного на земле, залог того, что на его, вневременного, фоне возможна долговременная или кратковременная — форма. Вещь, чтобы быть, должна себя повторять ежемгновенно, мы просто не замечаем этого.

Если мы начнем поиск истока мелодий и ритмов Азаровой, то увидим, что, отказавшись от принципов регулярного стихотворения с его размеченными повторами (метр, рифма, строфа) автор, тем не менее, количество формообразующих повторов не сокращает, а наращивает. Повтором пронизаны все уровни большого Стихотворения, которое пишет Наталия Азарова.

От самых явных — звуковых и тавтологичных:

тела
ла
ла ла
ла ла

(«бразилия третья»)

до повтора интонаций, словосочетаний или отдельных слов, которые, словно не хотят сойти со сцены, не умножив себя хотя бы однократным повторением:

и валяй вставлять палки в альпы
газ разлился по трассе
трасса заперта
левые и вялые
заперты
вялые и левые вылезают
из запасников
против ветра говорят
говорят
газ разлился по трассе
<…>
его жители погасли
все жители погасли

(«революция. Х. дальнобойщица притча»)

В этом фрагменте, взятом наугад, легче было обозначить курсивом не повторившиеся так или иначе слова, чем выделять все повторы. Некоторые слова незаметно повторяют себя гласными и сонорной, как «валяй и вставлять», некоторые делают это зеркально — «палки — альпы», но повтором в итоге охвачено все стихотворение, как озеро под порывом ветра — волнами.

у нас тут часто случается полнолуние
и новолуние случается часто

(«революция. ХII. пейзаж»)

Потому и часто, чтобы подчеркнуть интенсивность повтора. Потому-то и «мир существует в одном экземпляре» («революция. VI. рондо»), что повторяется. Повторяются слова, синтаксис, звуки, созвучья, фразы… Что-то подобное делал в свое время Шарль Пеги в своих мистериях, но вязко и монотонно. Гертруда Стайн одной из первых поняла, сколько возможностей дает акцент на повтор в литературе, настаивая на том, что повторенное предложение — уже не то же самое предложение, а другое. Она-то понимала, о чем тут идет речь.

Поэтика и тактика «революции…» — наращивание повтора вместо утраты традиционной регулярности. Надо сказать, что чтение Наталией Азаровой своих вещей — одно из самых мелодичных и ритмически узнаваемых. Ритм, которого мы добиваемся, чередуя повтор и не-повтор, в ее вещах событие жизни, а не концепции.

Вечер ставил еще один вопрос — о комнате и столпе. Столп и комната — антиподы.

Столп, символ язычества — форма и «комната» с одной стеной, раскрытой всему миру, вывернутая комната.

Комната — место, где звучат стихи и молитва, где шелестят страницы книги, где растят смыслы и имеют в виду за-предельность, за-стенность, большую, чем способна вобрать бесконечная, но однообразная «комната-на-весь-мир» столпа.

Комната — революционна по отношению к столпу, ибо предлагает качественно иную распахнутость сердца.

Но где мы собрались — поэт Азарова и ее гости, где звучат стихи о революции — в комнате или на столпе?

Стихи Азаровой отвечают — на границе того и другого. Причем на исчезающей границе, потому что и столп, и комната оборачиваются инсталляцией. «Теперь терраса инсталляция» («революция. IV. инсталляция»)

И, наверное, поэт — это тот, кто держит различие, чтобы выявить единство. И, наверное, поэт — это тот, кто видит, что не внизу, а лишь в самом верху «все во мне и я во всем». Что без различия не прийти к Единству «мира, существующего в одном экземпляре».

Еще один феномен повтора. Он ставит вопрос: что такое неповторимое? На такой вопрос словами не ответить. Но можно попытаться ответить, не отвечая — пустяком разговора, вниманием к собеседнику, панорамой Москвы, чередой узнаваемых лиц, стихотворением, прочитанным во время презентации, мерцающим на черно-белом экране в виде клипа или живущим в вибрирующем горле, рождающем звук. Да, вероятно, стихотворением, прежде всего.

Андрей Тавров

ПрезентацияОГИ 

28.06.2019, 3291 просмотр.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru