Евгения Ульянкина
Вечер Юлия Гуголева 4 ноября в московском ДК «Рассвет» был заявлен как «большой» — таким он и получился. Я немного опоздала к началу, но зато, входя, увидела впечатляющую картину: огромный зал, почти все места заняты, Юлий — на сцене в белом пятне света, и в полной тишине звучит его голос. Было в этом много значительности — и даже торжества.
Хотя вечер был заявлен как презентация новой книги Гуголева «Орковы поля», в первой части Юлий прочёл стихи из предыдущих книг. Они, впрочем, звучат теперь как сплошные предчувствия длящейся нынче катастрофы, о которой Гуголев пишет сегодня, как никто другой.
Весь вечер меня не покидало два чувства. Первое: это был зал, полный единомышленников в самом прямом смысле слова — людей, думающих о сегодня примерно одинаково. Второе: нас тут всех можно за это повязать. В стихах Гуголева нет ни лозунгов, ни прямых плакатных высказываний — но ощущение их недозволенности не отпускает. Ворованный воздух — как он есть.
Почему стихи Гуголева сегодня производят такое мощное впечатление, так сильно бьют под дых? Мне кажется, дело в том, как поэт совпал со временем: страшному времени нужен тот, кто сможет прямо и честно говорить о страшном.
Одной из фирменных черт поэзии Гуголева, помимо игривой разговорности и всепроникающей иронии, всегда была физиологичность. Самый яркий и очевидный пример — то самое стихотворение про Сандуны с любовным рассматриванием коллективного банного тела. Но тело, кажется, есть у каждого и в каждом стихотворении Гуголева: осязаемое, объёмное, живое. Или мёртвое — как в незабываемом стихотворении про котлеты, где на фоне приготовления этих самых котлет возникает и морг с телами, и «Сияние» Кубрика.
Для разговора о страхе и смерти тело — ключевой элемент, потому что и то, и другое — переживания тела. Когда мы смотрим на фотографии разрушенных городов, убитых или искалеченных людей, то реагируем телом: напрягаемся, дрожим, подкатывают слёзы или тошнота. Юлий Гуголев тоже показывает в стихах такие картинки — только словами:
И это ведь бесспорная удача,
какие тут творятся чудеса:
весь мир — тартар, а люди в нём — карпаччо,
родная кровяная колбаса.
(«
В последний год кровь и смерть и так явлены нам во всём многообразии, зачем тащить это ещё и в стихи? Но, как ни парадоксально, это разглядывание страшного в присутствии ироничного, мудрого, умеющего говорить разными голосами автора, лечит страх. Работавший
Но главное лекарство в стихах Гуголева — надежда. Несмотря ни на что, жизнь продолжается («какая, бл…ь, сирень!»), и вспоминать потом мы будем другое — как в стихотворении о дне перед терактом 9/11:
…вспомню не город
раздавленный пылью и пеплом
вспомню не мир поражённый
костью сожжённой разъятый на части
а накануне
дурацкое счастье
смех и объятья
красное платье
(«я и тогда не смог и теперь не готов…»)
Думаю, за этим мы все в итоге и пришли 4 ноября в ДК «Рассвет» — за «дурацким счастьем» быть вместе и разделить надежду, что «всё закончится не ужасом,
26.11.2022, 528 просмотров.
