Виртуальную антологию составляют публикации авторов, отмеченных премией поэтической «Московский счёт» в разные годы.
Июль
Ни влагу, ни сквозняк
из спального квартала
день не принёс. Итак:
ТЕБЯ МНЕ НЕ ХВАТАЛО.
Затем пришла гроза
и тишину обстала.
Из зеркала креза
(тебя мне не хватало)
обрызгала чело
песком и целовала.
Но всё бы ничего —
тебя мне не хватало.
Ты рядом не спала,
ты родинки считала;
на том конце весла —
тебя мне не хватало —
ты, чтоб не расплескать,
как мёд меня черпала
до гальки, до песка…
Тебя мне не хватало.
…Потом, уткнувшись в брег,
ты юбкой подвязала
мой голос, этот бред
(тебя мне не хватало?)
и унесла туда,
где смерть переживала
тебя, меня — когда
тебя мне не хватало;
где взмыленный, как лук,
шашлычник из мангала
обугленный мой слух
поддел (мне не хватало
тебя!) витым ногтём.
И слышно во все стало
концы (перед дождем?):
Тебя. Мне. Не. Хватало.
Ты этот слух что стих
вдыхала и глодала;
я наконец постиг:
тебя — мне не хватало.
Ты жизнь мою, как сон
во сне, припоминала.
Мы спали в унисон.
Тебя — мне — не хватало.
И сколько бы, любя,
ты мной ни прорастала —
с тобой, в тебе, тебя
мне мало.
Цвета. Рыжий
Мне нужно выговориться — вот что.
По направленью к красному. Осени, октябрю.
Причём, любому — в Ташкенте, Болдине, Вокше.
Ведь цвет важней, чем то, что я говорю.
Мне нет пути к пылающим мачтам, крышам
Лиссабона, кошенильной Флоренции, облакам
черепичной Праги — и днём не упиться рыжим,
не выжать с волос, не выстлать к твоим ногам.
Но есть (клянусь!) в тебе самой это чудо;
точнее, его предчувство — шиповник и склон
в разломах магмы… К примеру, внутри ночуя
у вяза, не листьями дышишь — корой, как и он
сжимался тому лет… в детстве. И через кожу
гранатовый мозг сочится (или рассвет?)…
Ну вот, а теперь зажмурься, сумняся ничтоже —
ты это дерево.
Внутри тебя этот цвет.
Антиречь
Дело в том, что я думаю одновременно — обо всём…
Ты говоришь: зачем
Но я умудрялся переживать порой о таком,
что и к глазам прорасти не успело — не то что к словам…
Твой кулон, мой нос, слойка с курицей,
буйство джинсовой плоти, дети —
жертвы взрослых пороков (Шемякин), помесь
Дон Кишота с Дон Жуаном, эти стихи,
мастурбация ночью на кухне (как меньшее
зло), Джармуш, сон о Тарковском,
имя «Крепость», ежедневная смерть
не отменит последней, эрогенная кость
( «чтобы ниже —
«любимая — жуть!..», ты уходишь
со мной, ты со мной не уходишь,
москвоведы, падучая, мы не будем
шалить, целовать твои родинки, Боже:
словарь так жесток, так бесчувственны звуки…
Дело в том, что я думаю обо всём одновременно —
так о чём, говоришь, говорить?
Выбирай.
Цвета. Каштановый
Моя кармина, песня со усохи
да в ключ. Я без тебя умру не весь.
Сперва глаза останутся без соли.
Затем душа переселится в вещь.
А с нею — запах, цвет и сердцевина
звучанья неживого, как азот…
И вещь, темна, тепла и яйцевидна,
тебя, как песнь, до дна перепоёт.
И
И
как близорукую лепную душу
сквозь тело и формингу к свету несть.
А песня непременно ли начаться
как свет её — вослед тебе должна?
Скажу, чтобы уже не возвращаться:
сначала — ты, и лишь потом — она.
Ода симметрии
Помнишь, я маятник пел, постигал?..
Время струиться — и время треножиться.
К этим матрёшкам, картам, стихам
ты уже, кажется, не относишься.
Тайные счетоводы земли
волос исчислили, голос измерили.
Из дирижаблевых недр извлекли
корень симметрии.
Мир равновесием сбит, укреплён,
словно плотина бобровым цветением.
Руки и ноги, как стержни времён,
равно от солнечного сплетения
удалены; и в количестве двух —
трон лицезрения, дёрн лицемерия.
Эта строфа, её буква и дух —
имя симметрии.
Что ж, и твой берег (прости и спаси!),
беличье, самочье в хвое и цинне,
власть бурых крапин в царстве росы —
тоже — на попечение Цифре?..
Поздно. В мой разочарованный Сад
вышло бесформенное, бессмертное
небо — отверстое тысячью крат
эхо симметрии.
Из Москвы. Солнце — оно сокрыто
Он происходит из земли, как мел.
Он происходит из земли, как мёд.
И поры не закупорены снегом.
Я слышал, мне старик Иламен пел:
когда он меж стволами так встаёт —
слепые тени ходят среди зрячих.
Они дышать умеют через жи.
Они дышать умеют через вот,
уязвленный их душным непокоем.
И, как вода отталкивает жир, —
мертвящий свет и умертвлённый плод,
зажмурясь, меж собой границы ищут.
А между ними зелень, кровь и дым.
А между ними зелень, кров и мы,
днесь утеплённые, — но скоро, скоро
не сверху сера, пепел и перо,
а изнутри — косматое ядро:
и мёд, и свет, и нас — и всё
остудит.
виртуальная антология,
Московский счет,
Санджар Янышев
11.03.2023, 706 просмотров.
