Евгения Ульянкина
В принципе, об этом вечере достаточно знать то, что в конце его полный зал ДК «Рассвет» — человек двести — три минуты аплодировал стоя.
23 июня вечер Михаила Айзенберга вышел особенным — круглая дата (семьдесят пять лет автору), да и услышать Михаила Натановича живьём удаётся так редко. В зале ДК «Рассвет» в тот вечер были,
В самом начале Михаил Натанович пошутил: мол, в «не согласованном с автором» анонсе были заявлены стихи последних лет, но, «поскольку автор пишет уже лет шестьдесят с
Одно из моих главных переживаний вечера связано как раз с тем, насколько прочно стихи Михаила Айзенберга вошли в память, в повседневный словарь. Что ни стихотворение — то сидишь и повторяешь за автором наизусть, и видишь, как люди рядом с тобой делают то же самое.
«У него билет выходного дня в боковом кармане совсем промок», «Всем привет от фейерверкщика, а от сменщика — салют», «что на остров Валаам укатились на колёсах», «Выбери жизнь, не смерть» — слова, как лампочки, зажигаются перед глазами, а ведь ты не учил их специально. Больше того, даже в стихотворениях, читанных тобой
Совместность этого узнавания превратила зал в единое тело, способное на спонтанные коллективные реакции. Например, интересно проследить, после каких стихотворений — а точнее даже, после каких слов — прорывались аплодисменты: «Жизнь, и ещё не вся. Жаловаться нельзя», «Я ж говорю это не мой выбор», «Выдвинешь нижний ящик — а там земля», «Там бы и жил господин
«Получается, что те стихи, на которые не хлопают, не находят отклика», — заметил в один из таких «прорывов» Михаил Натанович, и все послушно принялись хлопать после каждого текста. Пришлось уговаривать остановиться. Но, чем ближе к завершению вечера, тем больше поводов для этого болезненного коллективного узнавания. Например, в тех самых «стихах последних лет», заявленных в анонсе, где воздух совсем мрачнеет и наполняется взвесью отчаяния:
…Земля рифмуется с войной,
как будто в тыл с передовой
пришла в заслуженных нашивках,
а крыши нет над головой.
(«Когда неведомо откуда…»)
После вечера мы небольшой поэтической компанией обосновались в баре напротив «Рассвета» и до темноты обсуждали, кто за что любит Айзенберга (за «лёгкий способ» или за «твари — твари»), где и на каком расстоянии мимо пробегали Мандельштам и Пастернак, есть ли ещё
Сейчас, спустя время и много мыслей, я понимаю, что люблю эти стихи именно за то, что их не разгадать и не разобрать. Они — как атом, цельная неделимая частица речи. Как и атом, стихотворение состоит из более мелких частиц — слов или звуков — но действует всё целиком. Бессознательно — как дыхание.
Поэтому и последнее стихотворение, сообщение и заклинание вечера я процитирую полностью. Прочитайте его, даже — и тем более — если знаете уже наизусть.
***
Вот одна большая идёт зима,
а за ней другая, не лучше той.
И хозяин льна, господин зерна
говорит про тяжёлые времена
Говорит, что и всходы за рядом ряд
на удачу выросли, вкривь и вкось,
словно сонный сеятель наугад
там зерно разбрасывал, как пришлось.
Этот мир, дичающий на глазах,
берегли наша кротость и наша злость.
На домашних взвешивали весах,
что осталось и что нам не удалось.
Берегли как одежду на каждый день,
как одно обещание на устах.
Потому всегда уходили в тень.
Нелегко нас в тёмных искать местах.
Мы природный слух
Мы одно из двух
на краю пустом
(объясню потом)
Мы подземный пласт
Мы болотный газ
Мы древесный уголь
Не трогай нас
02.09.2023, 859 просмотров.
