Представление книги «Система координат. Открытые лекции по русской литературе 1950–2000-х годов. Филологическая школа, Группа Черткова, Лианозовская школа» / сост. Г. Манаев, Д. Файзов, Ю. Цветков. М.: Культурная инициатива, Изд-во «Литературный музей», 2021)
К появлению этого издания читателя готовили долго и обстоятельно. В 2022 году в двух номерах журнала «Знамя» по частям печатались материалы будущей (теперь уже настоящей) книги, и каждая публикация должным образом представлялась публике. Кроме того, в прошлом сезоне «Культурная инициатива» провела ряд вечеров цикла «Система координат», посвящённых неподцензурной поэзии 1950–1980-х годов, напомнив таким образом публике о масштабности и значимости этого явления. И наконец 13 декабря в доме Ростовых была представлена долгожданная книга, в которую вошли три «открытые лекции по русской литературе“ о литературных сообществах, возникших в 1950-е годы.
Мемуарную часть вечера составило выступление Виктора Куллэ, в 2005 году вместе с Владимиром Уфляндом подготовившего и издавшего книгу» «Филологическая школа“. Тексты. Воспоминания. Библиография» (М.: Летний сад, 2005). Виктор Куллэ поделился воспоминаниями о поэтах «Филологической школы», о собирании текстов и совместной работе с Уфляндом и Львом Лосевым.
Далее выступила Елена Пенская, одна из составителей книги «Всеволод Некрасов в письмах и воспоминаниях» (М.: ВШЭ, 2022). Упомянув о своем личном знакомстве с Всеволодом Некрасовым, она посетовала, что на самом деле «мы ничего не знаем»: нам известно «до обидного мало» как о «Лианозовской школе», так и о бытовании неофициальной литературы в 1950–1960-е годы. Елена Пенская призвала заполнять эти пробелы в знаниях и всерьёз взяться за архивы, в частности, того же Некрасова. Наконец, филолог Николай Гладких, обильно цитируя культурологические опусы композитора Владимира Мартынова, говорил о «культурной рутине» и возможности её преодоления.
Но главными героями вечера стали поэты, о которых идёт речь в лекциях. О них, а также об истории проекта «Система координат» рассказали составители представляемой книги Данил Файзов и Юрий Цветков. Рассказали красочно, то и дело перехватывая друг у друга слово и прерываясь на чтение стихов, которых, надо сказать, в книге великое множество.
Слово «лекции», содержащееся в названии книги, подразумевает некоторый академизм, но это не должно вводить в заблуждение. Как раз академической сухости в этих материалах нет в помине, хотя одной из целей проекта было, как пишут в предисловии составители, «дать возможность студентам-филологам познакомиться со знаковыми фигурами русской литературы второй половины ХХ века». Лекторами выступали сами литераторы либо лица, связанные с ними дружбой, родством или исследовательским интересом. За живыми рассказами живых участников литературного процесса следовала столь же оживленная дискуссия и непременная «иллюстративная» часть — чтение стихов. Подобные лекции «Культурная инициатива» проводила с 2008 года. Книга содержит расшифровки записей трех мероприятий, включая обсуждение, реплики с места и прочитанные стихи:
— «Филологическая школа». Лектор Виктор Куллэ, участники — Михаил Ерёмин, Михаил Айзенберг, Иван Ахметьев. Плюс отрывки аудиоряда к телевизионному фильму Льва Лурье «Культурный слой», посвящённому памяти Владимира Уфлянда.
— «Группа Черткова». Лектор Валентин Хромов, участники — Михаил Айзенберг, Иван Ахметьев, Владислав Кулаков.
— «Лианозовская школа». Участники: Владислав Кулаков, Александр Левин, Анатолий Лейкин, Александр Макаров-Кротков, Михаил Сухотин, Владимир Тучков, Михаил Шейнкер. Плюс дополнительные материалы, присланные для публикации Данилой Давыдовым, Еленой Пенской и Юрием Орлицким.
Да, все эти тексты уже были напечатаны в журнале «Знамя». Но теперь они собраны под одной обложкой, что существенно повышает целостность восприятия всей картины. Все эти «группы», или «школы» послевоенного времени (первые из тех, что нам известны) появились почти одновременно. Как писал в статье «Литературный быт» Борис Эйхенбаум, в одни эпохи значение литературного факта имеют журналы и сам редакционный быт, в другие «такое же значение приобретают общества, кружки, салоны».
В начале 1950-х единственным фактом, тягостным и непреложным, было требование, чтобы все литераторы следовали партийным директивам. Какие уж там кружки и салоны! И тут в Ленинграде появляется кучка студентов-филологов, эпатирующая публику эксцентричными выходками. Позже к ней присоединились младшие товарищи, а спустя годы всю группу окрестили «Филологической школой», по названию факультета, в недрах которого она образовалась. По словам входившего в неё поэта Леонида Виноградова, это было не что иное, как «группа собутыльников, притворявшаяся школой». Другая, московская компания собиралась у студентки Института иностранных языков и поэтессы Галины Андреевой, в комнате под крышей многоэтажного дома, которую гости по-богемному называли мансардой. Это была «Группа Черткова» — так, по свидетельству Валентина Хромова её назвали «в органах, в ГБ… чтобы дело могла тянуть на „групповщину“». А в барачную квартиру художников Оскара Рабина и Валентины Кропивницкой в подмосковном Лианозове приезжали друзья — посмотреть и показать картины, почитать стихи. «Лианозовская группа состоит из меня, моей жены Оли, моего сына Льва, моей дочки Вали, моего зятя Оскара…» — писал Евгений Кропивницкий в объяснительной записке, когда его исключали из Союза художников за организацию этой самой «группы». У этих кружков не было ни манифестов, ни даже единой поэтики; не было, по-видимому, и ощущения, что, читая и сочиняя то, что им хочется читать и сочинять, они «борются с системой». Советской власти они, по словам «чертковца» Андрея Сергеева, попросту не замечали. Правда, власть замечала их и устраивала им неприятности, вплоть до арестов и лагерей. Но самое главное то, что они замечали друг друга. Разрозненные кружки оказались не островами в океане, а сообщающимися сосудами — например, в «мансарде» Галины Андреевой бывали как «лианозовцы» Игорь Холин и Генрих Сапгир (по словам Хромова), так и ленинградцы из «Филологической школы». Влияли ли они тогда друг на друга, сказать трудно (собственно, этим вопросом, кажется, никто не задавался), но на многих молодых поэтов, знакомившихся с их стихами (например, на Бродского), влияли безусловно. Эти стихи, по выражению Михаила Айзенберга, «проросли через другие стихи, через другие поколения». Айзенберг говорит о «Филологической школе», но это же касается и «чертковцев», и, конечно же, «лианозовцев», пожалуй, самой известной из трёх групп, — недаром материалы о лианозовской школе занимают почти половину книги.
Таким образом, три лекции, опубликованные под одной обложкой, складываются в одну историю о «краеугольных камнях» (выражение Михаила Айзенберга) новой русской поэзии и — возвращаясь к выступлению Николая Гладких — о преодолении «культурной рутины» поэтами, которым для этого не требовалась никакая дозволенная властями «оттепель». И хочется присоединиться к призыву Елены Пенской изучать, копаться, расспрашивать и как можно больше узнавать о живом литературном процессе, кипевшем в те годы за недвижным фасадом официальной словесности.
Ольга Бараш
«Ворованный воздух» 1950-х
К появлению этого издания читателя готовили долго и обстоятельно. В 2022 году в двух номерах журнала «Знамя» по частям печатались материалы будущей (теперь уже настоящей) книги, и каждая публикация должным образом представлялась публике. Кроме того, в прошлом сезоне «Культурная инициатива» провела ряд вечеров цикла «Система координат», посвящённых неподцензурной поэзии 1950–1980-х годов, напомнив таким образом публике о масштабности и значимости этого явления. И наконец 13 декабря в доме Ростовых была представлена долгожданная книга, в которую вошли три «открытые лекции по русской литературе“ о литературных сообществах, возникших в 1950-е годы.
Мемуарную часть вечера составило выступление Виктора Куллэ, в 2005 году вместе с Владимиром Уфляндом подготовившего и издавшего книгу» «Филологическая школа“. Тексты. Воспоминания. Библиография» (М.: Летний сад, 2005). Виктор Куллэ поделился воспоминаниями о поэтах «Филологической школы», о собирании текстов и совместной работе с Уфляндом и Львом Лосевым.
Далее выступила Елена Пенская, одна из составителей книги «Всеволод Некрасов в письмах и воспоминаниях» (М.: ВШЭ, 2022). Упомянув о своем личном знакомстве с Всеволодом Некрасовым, она посетовала, что на самом деле «мы ничего не знаем»: нам известно «до обидного мало» как о «Лианозовской школе», так и о бытовании неофициальной литературы в 1950–1960-е годы. Елена Пенская призвала заполнять эти пробелы в знаниях и всерьёз взяться за архивы, в частности, того же Некрасова.
Наконец, филолог Николай Гладких, обильно цитируя культурологические опусы композитора Владимира Мартынова, говорил о «культурной рутине» и возможности её преодоления.
Но главными героями вечера стали поэты, о которых идёт речь в лекциях. О них, а также об истории проекта «Система координат» рассказали составители представляемой книги Данил Файзов и Юрий Цветков. Рассказали красочно, то и дело перехватывая друг у друга слово и прерываясь на чтение стихов, которых, надо сказать, в книге великое множество.
Слово «лекции», содержащееся в названии книги, подразумевает некоторый академизм, но это не должно вводить в заблуждение. Как раз академической сухости в этих материалах нет в помине, хотя одной из целей проекта было, как пишут в предисловии составители, «дать возможность студентам-филологам познакомиться со знаковыми фигурами русской литературы второй половины ХХ века». Лекторами выступали сами литераторы либо лица, связанные с ними дружбой, родством или исследовательским интересом. За живыми рассказами живых участников литературного процесса следовала столь же оживленная дискуссия и непременная «иллюстративная» часть — чтение стихов.
Подобные лекции «Культурная инициатива» проводила с 2008 года. Книга содержит расшифровки записей трех мероприятий, включая обсуждение, реплики с места и прочитанные стихи:
- «Филологическая школа». Лектор Виктор Куллэ, участники — Михаил Ерёмин, Михаил Айзенберг, Иван Ахметьев. Плюс отрывки аудиоряда к телевизионному фильму Льва Лурье «Культурный слой», посвящённому памяти Владимира Уфлянда.
- «Группа Черткова». Лектор Валентин Хромов, участники — Михаил Айзенберг, Иван Ахметьев, Владислав Кулаков.
- «Лианозовская школа». Участники: Владислав Кулаков, Александр Левин, Анатолий Лейкин, Александр Макаров-Кротков, Михаил Сухотин, Владимир Тучков, Михаил Шейнкер. Плюс дополнительные материалы, присланные для публикации Данилой Давыдовым, Еленой Пенской и Юрием Орлицким.
Да, все эти тексты уже были напечатаны в журнале «Знамя». Но теперь они собраны под одной обложкой, что существенно повышает целостность восприятия всей картины. Все эти «группы», или «школы» послевоенного времени (первые из тех, что нам известны) появились почти одновременно. Как писал в статье «Литературный быт» Борис Эйхенбаум, в одни эпохи значение литературного факта имеют журналы и сам редакционный быт, в другие «такое же значение приобретают общества, кружки, салоны». В начале 1950-х единственным фактом, тягостным и непреложным, было требование, чтобы все литераторы следовали партийным директивам. Какие уж там кружки и салоны! И тут в Ленинграде появляется кучка студентов-филологов, эпатирующая публику эксцентричными выходками. Позже к ней присоединились младшие товарищи, а спустя годы всю группу окрестили «Филологической школой», по названию факультета, в недрах которого она образовалась. По словам входившего в неё поэта Леонида Виноградова, это было не что иное, как «группа собутыльников, притворявшаяся школой». Другая, московская компания собиралась у студентки Института иностранных языков и поэтессы Галины Андреевой, в комнате под крышей многоэтажного дома, которую гости по-богемному называли мансардой. Это была «Группа Черткова» — так, по свидетельству Валентина Хромова её назвали «в органах, в ГБ… чтобы дело могла тянуть на „групповщину“». А в барачную квартиру художников Оскара Рабина и Валентины Кропивницкой в подмосковном Лианозове приезжали друзья — посмотреть и показать картины, почитать стихи. «Лианозовская группа состоит из меня, моей жены Оли, моего сына Льва, моей дочки Вали, моего зятя Оскара…» — писал Евгений Кропивницкий в объяснительной записке, когда его исключали из Союза художников за организацию этой самой «группы». У этих кружков не было ни манифестов, ни даже единой поэтики; не было, по-видимому, и ощущения, что, читая и сочиняя то, что им хочется читать и сочинять, они «борются с системой». Советской власти они, по словам «чертковца» Андрея Сергеева, попросту не замечали. Правда, власть замечала их и устраивала им неприятности, вплоть до арестов и лагерей. Но самое главное то, что они замечали друг друга. Разрозненные кружки оказались не островами в океане, а сообщающимися сосудами — например, в «мансарде» Галины Андреевой бывали как «лианозовцы» Игорь Холин и Генрих Сапгир (по словам Хромова), так и ленинградцы из «Филологической школы». Влияли ли они тогда друг на друга, сказать трудно (собственно, этим вопросом, кажется, никто не задавался), но на многих молодых поэтов, знакомившихся с их стихами (например, на Бродского), влияли безусловно. Эти стихи, по выражению Михаила Айзенберга, «проросли через другие стихи, через другие поколения». Айзенберг говорит о «Филологической школе», но это же касается и «чертковцев», и, конечно же, «лианозовцев», пожалуй, самой известной из трёх групп, — недаром материалы о лианозовской школе занимают почти половину книги.
Таким образом, три лекции, опубликованные под одной обложкой, складываются в одну историю о «краеугольных камнях» (выражение Михаила Айзенберга) новой русской поэзии и — возвращаясь к выступлению Николая Гладких — о преодолении «культурной рутины» поэтами, которым для этого не требовалась никакая дозволенная властями «оттепель». И хочется присоединиться к призыву Елены Пенской изучать, копаться, расспрашивать и как можно больше узнавать о живом литературном процессе, кипевшем в те годы за недвижным фасадом официальной словесности.
Система координат,
Неподцензурная поэзия
27.01.2024, 2059 просмотров.
