Мария Ботева
Когда мы были
С Леной мы познакомились, кажется, на вручении первой премии «ЛитератуРРентген». Оно проходило в 2005 году в музее фотографии в Екатеринбурге. Я не знала примерно никого, и она подошла ко мне, представилась. Потом спросила, есть ли у меня муж или жена? После этого мы
Лена была щедрой.
Потом мы начали разъезжаться. Я уехала в Киров. Лена уехала в
Когда Лена стала издавать книги, она предложила мне. Вышла книга прозы «Фотографирование осени». Она привезла книгу в Москву, устроила презентацию. И отдала мне кучу экземпляров вместе с чемоданом, в котором они летели. Книга «Сто десять раз по два» могла бы не выйти, но она настояла. К «Америке» я не сопротивлялась. Лена вообще не раз вдохновляла на то, чтобы я
Теперь не скажет. Теперь только вспоминать про это. Хорошо, что Лена была. Лена, дорогая.
Наталия Санникова
Лена была стихией
Сунцова врывалась в жизнь других людей (чуть не написала «поэтов»), чтобы навсегда её изменить.
Лена была стихией, которая раскручивала траектории движения людей и событий.
Сначала это был
Её всегда было много: стихи она писала каждый день, ещё писала десятки писем и сообщений, звонила (о, эти трёхчасовые ночные разговоры!), говорила без остановки при встрече. Смеялась, влюбляла в себя мужчин, взахлёб дружила, вокруг неё всё время возникали
Когда Василий Чепелев придумал «ЛитератуРРентген», Сунцовой ещё не было поблизости, но она ввязалась в этот ураганный проект с лёту. Благодаря ей в Екатеринбурге побывали десятки прекрасных поэтов из разных городов, потому что она нашла финансирование премии (включая сами премиальные).
Потом она придумала издавать книги, столкнувшись с тихоходностью и ригидностью издательской системы. Сама составляла, верстала, организовывала печать, создала сайт. Ей легко давались технические и сетевые обновки, у неё был цепкий структурированный ум, феноменальная память: она могла цитировать письма, написанные три года назад, разговоры дословно, не говоря о поэтических текстах.
Она ревниво (и ревностно) относилась ко всему талантливому в поэзии. Восхищалась
Лена исчезала из жизни людей так же резко и бесповоротно, как появлялась. Недавние конфиденты теряли её во всех мессенджерах без предупреждения, без объяснения причин — так она освобождала внутри себя место для нового движения. Покинутые ею друзья переживали, потом мирились с разлукой, потом привыкали к ней. Вот и сейчас она исчезла без предупреждения. Это невыносимо, но это так на неё похоже. Может быть, мы все перестали её видеть и слышать, но она наверняка
Николай Звягинцев
Стихи сбываются
Десять лет назад, в конце апреля, умер Евгений Туренко. Лена тогда срочно прилетела из
А ещё
Спасибо тебе, Лена, что ты есть.
Алексей Александров
Где есть кот
С Леной Сунцовой мы познакомились в Живом журнале. Наверное, ничего банальнее для того времени и придумать невозможно. Жизнь, и правда, вся была там. И Лена, и её стихи, которые я иногда комментировал и с удовольствием печатал в «Волге», были словно сделаны из света и воздуха. Это было необыкновенное сочетание лёгкости и напора,
Она так радовалась малейшим совпадениям в мыслях и текстах, письма её фонтанировали эмоциями. Иногда казалось, что твои стихи она писала вместе с тобой. При всём при этом Лена была (трудно привыкнуть к этому «была») очень дотошным редактором и внимательным читателем, могла над
Мы виделись один раз на презентации в Москве, увы. После двадцатого года не общались — Лена ушла из социальных сетей, переписка сошла на нет, ковид, поток печальных событий буквально растащил нас как в известном стихотворении Цветаевой по разным берегам. Известие о её смерти пришло только спустя месяц, и я сначала не поверил, и в глубине души не верю до сих пор — она живёт там, куда нам ходу нет, где есть кот и книги.
Алексей Сальников
Полстраницы, которые лучше бы никогда не писал
Лена очень любила Серебряный век. Как стихи, так и то, что обычно именуется «литературным процессом». Насколько понимаю, она решила, что должна устроить
Мы с женой несколько раз шутили, что Лена переживёт всех нас и напишет мемуары. Те, кто Лену знают, кто мог убедиться в её умении преподносить факты, могут себе представить, какими бы были эти мемуары. Но что уж тут. Не сложилось.
То, что сейчас чувствует её мама, то, каково пришлось её мужу в последние несколько лет, не дай бог никому. Можно сколько угодно выражать слова сочувствия, но это вряд ли поможет.
Всё. Для всех остальных, кто её не знал, она теперь хороший поэт с корпусом текстов. А у друзей, у тех, кто её знал, остались воспоминания, к которым, к сожалению, уже ничего не добавится. Сейчас она уже ничего не сделает, поэтому хочу сказать, что Лена могла дико ржать даже не над самыми смешными шутками, а иногда и не шутками вовсе.
Однажды у неё заболела спина, и моя жена стала ходить к ней делать массаж, а тут ещё простуда расползлась по всему Екатеринбургу, и девочки решили в один из вечеров массажа провести профилактику простудных заболеваний посредством подогретого пива (Сунцова
Когда у нас ещё не появилось стиральной машины, мы ходили к Лене стирать и сплетничать в её съёмную квартиру.
Думаю, для многих из нас, кто познакомился с ней давно, она и останется такой, слегка суетливой, в свитере оверсайз, читающей «…по холмам, по холмам домой…», «…литературный процесс торкает…», кашляющей, ищущей салфетки в сумочке, продолжающей читать, пытающейся казаться такой немного неземной, что у неё не получается и не получалось никогда, но написать об этом я могу только сейчас, когда уверен, что она не появится и не оторвёт мне голову.
Екатерина Симонова
Три бокала
Буду честна: последнее, что я планировала написать в этой жизни — это текст на смерть Елены Сунцовой.
Все мы были уверены, что Лена всех нас переживёт. Что она — сегодня, завтра и всегда — сидит и будет сидеть в своём
Что поделать, смерть всегда решает, чем нас в очередной раз удивит жизнь.
Лена была самой жизнью — она не переставляла удивлять: ночными бдениями, бесконечными предутренними рассказами обо всём и ни о чём, новыми книгами (точнее, книги были очень старыми, но от Сунцовой ты узнавала о них впервые), прежними обидами, о которых ты совсем и не помнила, любовью к тёплым носкам и тёплым платкам в самолёте, умилением котиками, умением польстить тебе так, как не смог бы никто другой, и — даже фотографиями тропических попугаев из отпуска. Мы наливали ещё по третьему бокалу вина, и разговор продолжался, потому что и
Лена была праздником. Празднично и легко она вычитывала, редактировала, верстала и выпускала одну книгу за другой. Ровно до тех пор, пока её издательство перестало ей казаться праздником. Легко и празднично писала и публиковала свои стихи, так же легко и празднично, как мне кажется, перестав их публиковать, когда публикации начали ей казаться рутиной. Людям Лена казалась дорогим игристым: сияла и золотилась, кружила голову и беззаботно радовала (и радовалась вместе с ними). Наутро, правда, от этого, могла болеть голова, но через пару часов снова хотелось бокал шампанского: праздник, конечно, не длится вечно, однако праздника всегда не хватает!
Как ни странно, я совсем не жалею, что мы перестали общаться. Потому что с
Лена осталась верна себе до конца — во всём, даже в своей смерти. Наверное, это вызывает восхищение. Да, вызывает. А ещё эта верность себе слегка раздражает. Да, раздражает. Впрочем, это и была настоящая Лена: вспышка одновременного восхищения и раздражения. И я не могу — слава котикам! — представить её другой.
4 октября, на сорок дней её ухода, я куплю бутылку
Впрочем, никуда она не ушла: Сунцова — навсегда часть литературы, а литература, как все мы знаем, вечна.
Геннадий Каневский
О Лене
Большая, красивая. Ощущение избытка — и при этом лёгкости, воздушности (не путать с легковесностью). Всегда живо и взахлёб рассказывавшая о том, что ей
Лена писала стихи — по ощущению — непрерывно. Обильно. Составляла циклы, книги. Название первой книги, по которой я её узнал — «Давай поженимся». Не знаю, мог бы
Лене везло, но это тот самый случай, когда «имущему воздастся, а у неимущего отнимется». В последние годы она не была стеснена в средствах и не лишала себя удовольствия комфортной жизни, вкусной еды и напитков, путешествий. Но при этом всегда делилась перечисленным с друзьями, круг которых был достаточно широк: приглашала в гости, угощала в ресторациях, звала в поездки. Но самое главное, на что тратила — на поэтическое книгоиздание (про блестящее издательство «Айлурос», единолично ведомое Леной, про итог его деятельности в виде восьмидесяти шести книг, превосходно отредактированных ею, изданных и оформленных, уже сказано и ещё будет сказано многими) и на пополнение личной поэтической библиотеки из книг Серебряного века и первой и второй волн эмиграции. А ещё — до отъезда в
Лена легко сходилась с людьми — но так же легко и расставалась. Поводом могла быть бытовая сценка, неудачно сказанное слово, неловкое движение — но и человеческий злой умысел, несомненно. Не поднимается рука (не только после её ухода, но и при жизни) упрекать её в этом: это была часть насыщенного круговорота её жизни, спонтанные всплески, нежелание держаться до конца за то, что уходит само вместе с уходящим временем.
Времени ей было отпущено обидно мало. Обидно — для нас, знавших и любивших её. И при этом понимающих, что если бы и нам было отпущено столько же — многие мечтали бы прожить этот срок именно так, как она.
Светлая память!
Василий Чепелев
На прохождение Лены по диску Солнца
Елена Сунцова
Вообще, конечно, не надо умирать в сорок восемь лет. Никак. А Лена умудрилась уйти как будто бы тайно, «отложив отправку сообщений» о своей смерти. Что, конечно, возмущает отдельно: почему своевременно не доложили?!
Но это очень
Ещё в 2007 году, отзываясь на её первую книгу, я написал мемуары о Сунцовой (вот они: http://www.litkarta.ru/dossier/
Совсем недавно, после лекции Юлии Подлубновой об уральской поэзии мы с одной коллегой приняли волевое решение
С одной стороны, обычная посмертная мистика. Например, ещё один герой того времени, когда мы дружили с Сунцовой, поэт Тарас Трофимов, прямо перед смертью отдал мне долг, настояв на этом и специально приехав в гости. И я об этом долгие годы думаю. С другой стороны, не такая уж эта посмертная мистика и обычная.
Тем более, что Сунцову я любил и считал своим другом. С ней было великолепно писать стихи в одном городе. И в том смысле, что прикольно было чувствовать, что на перекрёстке, кажется, Сурикова и Фурманова сейчас проходит «болдинская осень», как мы шутили, потому что Сунцова временами писала дико много, по несколько текстов в день. И в том смысле, что иногда, нередко, мы играли и писали стихи на спор. Бралась
Сунцова распространяла вокруг себя невероятное напряжение, она создавала
А как я, кстати, любил Ленины байки про её жизнь в Петербурге
Готовить, между прочим, Лена в моё время не умела совсем. Однажды она сильно простыла и решила приготовить себе куриный бульон. В итоге позвонила мне и попросила о помощи. Мой офис был не так далеко от её дома, и, приехав вскоре, я увидел, что она погрузила курицу прямо в полиэтиленовой упаковке в кастрюлю с водой и на этом, к счастью, остановилась. Бульон я ей сварил. Думаю, впрочем, что курица в полиэтилене могла быть манипуляцией, кто её знает.
Я очень любил стихи Сунцовой, особенно, конечно, ранние. «…Грузины пьют коньяк в буфете, я одиночестве молчу…». Строчками из её первой книги, «Давай поженимся», я до сих пор разговариваю. «…Снег летит с подошв солдата, забирающегося», «…заплутавший полуночник…» и «…запоминается только нежность…». Кроме первой книги, свидетелем создания которой был, я очень люблю «Манхэттенские романсы». Со своей обманчиво простой лирикой Сунцова была уникальным поэтом. Это удивительный случай, аналоги которому придумать сложно, когда неискренность, как компонент любви, возводится на пьедестал. Когда чувства проигрывают словам и дыханию, а всё это вместе — чувства, слова, дыхание, мысль — уступает в значимости ощущению величия момента. Эти стихи немного о том, что любить нужно, чтобы писать. Что поэтическое — судьбоноснее личного.
Лена, кстати, верила в судьбу и иногда говорила об этом. Но после её смерти я ещё не смог до конца обдумать это.
Партнёром Лена была сложным. А мы с ней вместе делали премию и фестиваль «ЛитератуРРентген», в которых она была моим сокуратором и меценатом. Её стиль ведения дел был достаточно жёстким, серьёзным, строгим. И, хотя она и отдавала дань безумию нашей дружбы прошлых лет до последнего дня существования премии и фестиваля, человеческие наши отношения постепенно сходили на нет, я не люблю такой стиль работы даже в настоящем бизнесе. В итоге последние лет пятнадцать, после того как я уехал из Екатеринбурга, и совместная работа накрылась, мы не общались вообще.
И вот, когда я наконец оказался почти готов с ней поговорить и вспомнить важное (или неважное) из прошлого — Лена умерла. Но я этого так не оставлю. Ведь нежность запоминается, снег летит, я в одиночестве молчу, февраль кружит на обочине, а ад рассеивается настроением.
Увидимся, в общем!
15.10.2024, 1701 просмотр.