Вячеслав Куприянов
Он летел, как хотел, не отставая от полёта Земли. Константин Кедров объединил в себе абстрактного мыслителя и лирического поэта. В своей мысли он смог связать парадоксальное строение нашей Вселенной с парадоксальным движением современного русского стиха. А вокруг себя он смог сплотить яркий квант
Константин Кедров, если воспользоваться его же строкой,
* * *
пишет
не стихи не прозу —
себя
Вот такое заострение: ничего не пишет! И в самом деле: он не пишет, он осуществляется. Ибо многие тексты Кедрова, с которыми мы встречаемся в его книгах или в иных пространствах, производят впечатление самосозданных:
* * *
Части речи
как части тела
вот стою
перед вами гол
я не существительное —
глагол
В поэтической программе по имени Кедров происходят удивительные свёртывания культурных пластов до тончайшей пластинки (можете назвать её флeшкой или каким ещё словом эпохи нано!). Предположим:
* * *
Когда Ахилл догонит черепаху
Он ей подарит череп свой
вот черепаха череп мой
он панцирь твой
о черепаха
Когда свой щит расколет Ахиллес
луна на небе превратится в месяц
но возродится ровно через месяц
когда свой щит находит Ахиллес
Итак, получена флeшка, теперь вставляем её в наш мысленный разъём и вот перед нами уже разворачивается вся картина, весь «список кораблей», может быть, только до половины прочитанный. Не разворачивается?.. Ну что ж, сбой программы, нет нужной настройки, несовпадение стандартов… Это, в принципе, как и с предшественниками Кедрова — Пушкиным или Лермонтовым, Блоком или Белым. Если нет такой настройки, то конвенция проблематична.
Поэзия — это же величайший обман, иллюзия. «Возвышающий», правда! То есть мы
Но на самом деле поэт, чтобы свернуть такие огромные культурные пласты до степени нано, должен быть набит ими, как многогигобайтный жёсткий диск. В случае с Кедровым не приходится сомневаться, что это так. В его эссеистике мы попадаем в лабиринт культурных переплетений и взаимодействий. Здесь все переговариваются со всеми: писатели и их герои, философы и их категории! Но постепенно из эссеистики
«У поэта нет биографии — только вечность», — утверждает Кедров в эссе о Хлебникове.
В случае с Хлебниковым — это безусловная данность. Но и по отношению к поэтам в предельном приближении придётся согласиться с этой максимой. В конечном счёте мир, созданный поэтом, в абсолютном смысле принадлежит вечности. Хотя, конечно, можно складывать и биографии поэтов. Но Константин Кедров верен предназначению, он ищет и находит такие формы взаимодействия с мыслезёмом (воспользуемся хлебниковским словом), которые выводят его к действительно довольно рискованным кручам и обрывам времени.
Поэт слушает тишину как особый род звучания. И именно поэтому он способен дирижировать тишиной.
Здесь я хочу сказать, что Константин Кедров — не ещё один поэт или один из поэтов, а единственный, создающий поэтическую систему и даже несколько систем.
Если мы возьмём такие его объёмные вещи как «Бесконечная», «Допотопное Евангелие», «Невеста лохматая света», «Компьютер любви»,
После ухода из земного существования изумительной Елены Кацюбы — жены, подруги, соратницы — Константин создает серию необычных поэм из прорифмованных двустиший и катренов, в которых память о Елене оживляет всё, чем они жили эти совместные годы, десятилетия… Это слои поэзии, философии, литературы, искусства в самом широком смысле. Поэт сложных
Слова в стихи не вмещаются
И в динозавров превращаются
Луч прилучается к лучу
И я опять к тебе лечу
На это есть своя причина
Не догорай луча лучина
Но всё равно не догорю
Стиха живого соразмерность
Античность это современность
<…>
В стихе рифмованном в верлибре
Трепещут крылышки колибри
В стихах магическая тяга
Легка как белочка летяга
В России трепетно живётся
Но остаётся что поётся
Это очень странное явление
Удалось воздвигнуть это здание
Мирозданье как стихотворение
И стихотворенье — мироздание
(«Мироздание как стихотворение»)
Ощущение, что это не написано, а выдохнуто. Выдох
Евгений Лесин, Андрей
«Он шестидесятник, семидесятник, восьмидесятник и двухтысячник — что угодно. Он из тех, которые продолжаются, как Пастернак», — так сказал Андрей Вознесенский в интервью радио «Маяк», отмечая шестидесятилетие поэта. Ныне, более двадцать лет спустя, можно увидеть, насколько точна мысль Вознесенского о бесконечном продолжении настоящей поэзии. Писал стихи до конца своей жизни. Они актуальны, они молодые и яркие.
Я хочу чтобы штык превратился в перо
В Балаганчике Блока резвился Пьеро
Мальчик пёрышко поднял Лоретти запел
Над полями не Демон, а Пушкин летел…
(«Я хочу чтобы штык превратился в перо…»)
Сказано очень просто, предельно ясно, глубоко и в то же время верно, сильно, метко и точно.
Кедров актуален, что делает его и печальным, грустным, и не только потому, что время сейчас непростое (а когда оно было простым?), а просто жизнь человеческая так устроена, что состоит в том числе и из утрат, из горестей. Вот его «Баллада о мировой линии»:
Вот Яркевич сидит с Киселёвым
Я сижу на ТВ с Соловьёвым
Мне положен умеренный грим
О политике не говорим
Нет еще принуждения к миру
Вне политики слово и лира
От
Нет еще никакого майдана
<…>
С Вознесенским сижу и с Любимовым
Говорим про свое про Любимое
С Вознесенским резвимся на сцене
Ну, а с Холиным дома и в Пэне…
Вновь о космосе необъятном
В очевидном невероятном
Мировая линия длится
И смеётся Сергей Капица
И как будто недавно давеча
Я в Белграде в гостях у Павича…
Да, все ещё живы: и Игорь Яркевич, и Юрий Любимов, и Вознесенский, и Игорь Холин, и Капица, и Павич. И Русский
Всё минуло кануло в Лету
Но продолжу балладу эту
Хоть на линии мировой
Продолжается мира вой
Мимо дома грохочут танки
Нет Любимова на Таганке
Снова дьявольски проделки
Вознесенского нет в Переделкине
Не пора ли и мне к отцу бы
Если нет Елены Кацюбы…
Однако заканчивает Кедров так:
Но клянусь вам всем навсегда
Не отсюда уйду сюда
Где на лини мировой
Я останусь с вами живой.
Вообще так и должна быть устроена поэзия: читаешь, и не верится. Не верится, что так можно, что простые и знакомые слова можно так выстроить, так построить, так уложить и сформулировать:
Затерялось всё во всём
Как мы Родину спасём
Мы спасём её спасём
Если вслух произнесём
Родины моей спасение
Правды вслух произнесение
Родина у нас одна
Вся прозрачная до дна…
(«Как мы Родину спасём»)
И Родина одна, и поэзия тоже. Язык и слова и есть родина поэта.
Почему поэт не откликается
Почему икается не кается
Потому что он и сам не рад
Только Данте опускался в ад…
(«Рай поэта»)
Некоторые поэты любят «итоговые сборники», избранное, а вот Кедров просто жил и писал новые тексты, новые слова и звуки. А если получалось сказать
Забывается все что ложно
Все семь бед, но один ответ
Подвести итог невозможно
Потому что итога нет…
(«Итого»)
Да и не надо, товарищи, никакого итога, зачем нам итог?
Движение прекрасно, дорога и является целью:
Душа душа куда летишь
Душе летать не запретишь
Не запретишь не запретишь
Поэтому всегда летишь…
(«Душа»)
Всегда лететь и всегда летать — таково предназначение поэта и писателя. Философа и художника. Артиста.
В этом вечно воюющем мире
Я признаться ни с кем не воюю
Нужно мыслить конечно же шире
Мыслю стало быть существую…
(«В этом вечно воюющем мире…»)
Кедров не проповедовал, не призывал, не пропагандировал, Кедров молился. И такую молитву нельзя, очень трудно не услышать:
И на полигоне и в бою и в тире
Я молюсь о мире я молю о мире
Да я понимаю очень странно это
Мир — слова поэта мир — дела поэта…
(«Молитва о мире»)
Да, именно так, весь мир — слова и дела поэта. Весь мир — забота и работа поэта. И его молитва, и его гимн, песнь песней, колыбельная и строевая. Поэты — они всегда одновременно и дети и солдаты.
По морям по морям по волнам
Мечет челн усталый Харон
Озираясь по сторонам
Замечаю что нет сторон
Нет сторон нет со всех сторон
Утонул в пучине Харон…
(«Похороны Харона»)
Просто удивительно: никак не удается представить столь неординарного мастера в рамках советской поэтической действительности. Во все периоды он активно писал, по возможности публиковался, выступал, собирал вокруг себя других творческих людей, катавасничал. Напомним, именно он — вместе с Юрием Любимовым и Андреем Вознесенским — привил в России традицию праздновать День поэзии по версии ЮНЕСКО. А ещё он преподавал не только стихосложение, но и философию…
А ведь в те годы он был еще более радикальным. Вот стихотворение 1976 года.
В окружении умеренно вянущих роз
обмирает в рыданиях лето.
Гаснет радужный крест стрекозы,
где Христос
пригвождается бликами света.
Поднимается радужный крест из стрекоз,
пригвождается к Господу взор —
распинает
на скрещении моря и гор…
Стрекозы имели для Кедрова особое значение. Не случайно возглавляемое им поэтическое объединение называлось ДООС — Добровольное общество защиты стрекоз. Лозунг его: «Ты все пела. Это — дело…» В этом творческое кредо Константина Кедрова: петь — это дело. И может быть, одно из самых главных и достойных дел. Не случайно же поэт в силуэте этого хрустального светящегося насекомого увидел символ Иисуса Христа. Поэтическая строка Кедрова легка, словно полёт стрекозы. Такова она сейчас, такой была и раньше:
Кто ты — свет, отражённый ликом,
Или лик, отражённый светом?
Гаснет радуга, костенея,
Виснет мост, становясь настилом.
Конь распался в ХОМУТ и ОМУТ —
Лезет в лезвие злая бездна…
(«Эйнштейн»)
Это из стихотворения 1986 года… И в этом, видимо, и кроется секрет его творческого долголетия — с лёгкостью скользить по поверхности мироздания, осмысливать его метким взглядом и выражать его образ в строчках. Ещё удивляла и поэтическая продуктивность Константина Александровича.
Земля летела
По законам тела
А бабочка летела
Как хотела.
(«Бабочка манифест свободы»)
02.05.2025, 520 просмотров.
