В рамках программы «Гости съезжались» VII Московского международного фестиваля «Биеннале поэтов»
30 сентября в «Билингве» традиционно отмечали международный день переводчика – в ознаменование своего праздника известные переводчики поэзии и прозы решили представить слушателям произведения, над которыми работали в последнее время.
Участники договорились между собой о выстраивании некой эмоциональной линии – «от более тяжелого к более легкому», и вечер открыл Григорий Кружков, прочитавший недавно переведенную им первую часть поэмы Уистена Одена «Море и зеркало» – поэтического комментария к «Буре» Шекспира. Фрагмент, озвученный Кружковым, – последний обращенный к Ариэлю монолог Просперо, отказавшегося от волшебной силы и подводящего итог своей жизни: то, что осталось за рамками шекспировской пьесы. Белый стих здесь чередуется с рифмованным. Нехорошо говорить о том, что мастерство привычно, но перевод выполнен на том уровне, который и можно ждать от Кружкова.
Я выбрал свободу, мой Ариэль, и отпускаю тебя:
Лети куда хочешь, ищи себе новые жертвы –
Любителей гладких ляжек, ловцов убегающей славы,
Какого-нибудь юного бунтаря на цветущей поляне,
Одержимого завистью, нашептывающей исподтишка,
Толстопуза судью или высохшего, как кузнечик, аскета,
Грезящего о далеких садах, где время не властно, –
Морочь их, самолюбивых и чванных, води их за нос.
От природы ли ты коварен и зол? Я не знаю.
Может быть, ты просто не умеешь быть праздным,
Оставаться с собою один на один; может быть,
Ты, мошенник, томишься бездельем и втайне тоскуешь
По хозяину, который бы задал тебе хоть какую работу.
Этот перевод вместе с несколькими другими был опубликован в «Иностранной литературе» (№ 7/2011), но отсутствует в «Журнальном зале». Впрочем, Кружков выложил его в своем Живом журнале (http://g-kruzhkov.livejournal.com/26879.html).
Вечер продолжил один из лучших переводчиков немецкоязычной поэзии Алеша Прокопьев. В последнее время он много занимался стихами немецких экспрессионистов, и результат этой работы виден в четвертом номере «Иностранки», который стал важным литературным событием этого года. Но для вечера Прокопьев выбрал переведенный им первый из «Дионисийских дифирамбов» Фридриха Ницше ( «Стало быть, орло-подобны, пантеро-подобны / стремленья поэта, / эти стремленья твои под тысячью масок, / ты – шут, ты – поэтишка!..») и стихи Тумаса Транстремера – через неделю шведский поэт был объявлен нобелевским лауреатом, и пресса, разумеется, обращалась за комментариями к Алеше. Заметим, что в эти дни возобновился старый спор о том, как следует переводить Транстремера: формализуя его стих, как это делал Илья Кутик, или оставляя его, как в оригинале, свободным (так поступает Прокопьев, подчеркивающий, тем не менее, что в текстах Транстремера часты внутренние рифмы и заметна точная работа со звукописью).
Далее выступила Марина Бородицкая, предложившая слушателям угадать, отрывок из какого произведения Шекспира она сейчас прочтет. Последовал полный остроумия (в том значении, которое слову wit придавали англичане – современники Шекспира) диалог Адрианы с ее сестрой Люцианой о своеволии мужей, прерванный появлением слуги Дромио, шутовской прозой рассказавшего о том, как хозяин, званый к обеду, его поколотил. Как ни прискорбно, присутствовавшие – за исключением обладателей мобильного интернета и тех, кто просто решил промолчать, – не узнали «Комедию ошибок». Перевод Бородицкой производит неоднозначное впечатление: возможно, дело в том, что русское ухо привыкло к более «тяжеловесному» Шекспиру. Кроме того, спорно употребление сочетания «футбольный мяч»: несмотря на то, что у Шекспира действительно стоит слово football (и оно употреблялось и задолго до Шекспира), речь здесь идет не о самой игре, а о мяче, который пинают ногами. Слово «футбольный» в русско-шекспировском контексте выглядит вызывающе современно – но это субъективное мнение. Вполне возможно, что
Выступивший вслед за Мариной Бородицкой Александр Ливергант, главный редактор «Иностранной литературы», представил переведенную им большую антологию «Факт или вымысел?», выпущенную издательством «Б.С.Г.-пресс» в 2008 году. В нее вошла эссеистика, документальная и мемуарная проза английских писателей XVI–XX веков. Значительная часть этих текстов до выхода книги не переводилась. Для чтения Ливергант выбрал отрывки из дневников Вирджинии Вулф, записных книжек Сэмюэла Тэйлора Кольриджа, а также из дневников Сэмюэла Пипса – излюбленного литературного памятника англичан. Фрагменты из Пипса, которые читал переводчик, касались отношений знаменитого бытописателя XVII века с женщинами, в том числе собственной женой. Отношения эти бывали, например, такими:
Вчера вечером легли рано и разбужены были под утро слугами, которые искали в нашей комнате ключ от комода, где лежали свечи. Я рассвирепел и обвинил жену в том, что она распустила прислугу. Когда же она в ответ огрызнулась, я ударил ее в левый глаз, причем настолько сильно, что несчастная принялась голосить на весь дом; она пребывала в такой злобе, что, несмотря на боль, пыталась кусаться и царапаться. Я попробовал обратить дело в шутку, велел ей перестать плакать и послал за маслом и петрушкой; на душе у меня после этого было тяжко, ведь жене пришлось весь день прикладывать к глазу припарки; глаз почернел, и прислуга заметила это.
Свои дневники, в которых, помимо личных дел, описывалась повседневная жизнь Лондона и государственная политика, Пипс зашифровал, и они были расшифрованы только в первой половине XIX века – об этом тоже рассказал Александр Ливергант.
Последней на вечере читала Ольга Дробот – она представила отрывок из романа популярнейшего в России норвежца Эрленда Лу «Мулей», героиня которого – восемнадцатилетняя девушка, потерявшая в авиакатастрофе всю семью, ведущая дневник и пытающаяся найти способ покончить с собой. Несмотря на такую фабулу, это не трагическая книга – сам автор обозначает ее как трагикомедию; финал здесь, разумеется, жизнеутверждающий.
К сожалению, в вечере не смогли принять участия заявленные Максим Амелин и Ирина Кузнецова, и слушатели в этот раз остались без латинской и французской поэзии.
Лев Оборин
09.11.2011, 5060 просмотров.
