Поздравляя Виктора с юбилеем, мы публикуем рецензию на его книгу «Все всерьез», выпущенную владивостокским издательством «Рубеж» и представленную публике осенью прошлого года в клубе «Улица ОГИ».
Виктор Куллэ. Фото из альбома http://ostrov7.moifoto.ru/5556/f77590/
Открывая книгу Виктора Куллэ «Все всерьез», читатель как бы попадает в старую питерскую квартиру с гостиной, кабинетом, смежной комнатой, из окон которой – вид на реку и крашенные суриком крыши. И везде – говорящие вещи: книги, фотографии, рукописи, письма, опять книги.
Собственно, такая непростая архитектура понятна: «Всё всерьёз» включает в себя избранное из написанного за 10 лет. Возможно, от предыдущей книги новую отличает большее количество социальной тематики: мелькает здесь фигура политика в галстуке, ветеран с четвертинкой на День Победы, дембель, едущий в поезде.
«Всё всерьёз» — это еще целый свод посвящений (Геннадию Айги, Анатолию Кобенкову, Альфреду Куллэ, Денису Новикову) и стихов с эпиграфами — своебразным диалогом в пространстве с товарищами по цеху.
Куллэ узнаваем по характерным интонациям, с которыми он говорит о смерти, о войне, о любви, о музыке. Последней здесь посвящена небольшая поэма «Времена года». Именно музыка – а ее звучание слышно в комнатах – связывает разнонаправленные тексты. Вечное круговое движение – увлекает и преображает карнавал образов. В музыке – главное, она – ключ, о ней стоит помнить всегда, «даже если истоки гармонии замутнены».
Поэт – отзывчивый дирижер, ночное Я которого – «наблюдает отстранённо»; но именно обреченность видеть «застекольный» мир во всей полноте заставляет его говорить слова правды – те самые слова, какими «прирастает душа». Поэт пишет стихи, как птица свивает свое гнездо, ибо бессмертие даровано каждому и теплое слово может перевесить «холод межзвездной свободы». А еще поэт у Куллэ – не пророк, призванный «глаголом жечь сердца», — ему уместнее научиться молчанию, чтобы «шопоту Бога внимать» и «посильно лечить» сердца. При этом, сопереживание может быть движущей силой, мотивацией речи.
Поэзия Куллэ не ограничивается лирикой:
<…> Ну что ж, переживём и это,
под занавес рукоплеская
той, что слепил из слов и света
и — отпускаю, отпускаю…
или:
Вот и осталось нас, в сущности, двое…
В пахоте дня и в ночном непокое
я неустанно, назойливо мямлю:
Господи, обереги мою маму! — <…>
или:
Не забывай меня, не забывай
когда надрежут чёрный каравай
и ломтем стопку горькую накроют.
Не забывай, когда меня зароют. <…>
Она, скорее, метафизична в своем стремлении ее перерасти, найти начало чувства, дойти до самой сути:
Поцелуй обещания полночью вьюжной
и другой, на прощание, в мраморный лоб —
всё сбылось. Но не так, как восторженный вьюнош
грезил — увалень бедный, слюнтяй, остолоп.
Даже зависть пришла, клевета и нападки,
что сопутствуют славе и слаще, чем мёд…
Недописанный мир наступает на пятки —
подгоняет, торопит, расчётливо жмёт
к пустоте необжитой, исполненной жажды.
Это мой конвоир колет мне под ребро —
как того бедолагу, который однажды
возмечтал, чтоб к штыку приравняли перо…
Сам себя изгоняя из бреда пинками,
просыпаешься: комната, тумбочка, стул.
Всё и вправду сбылось. Слава Богу, покамест
шум в ушах всё послушней сгущается в гул.
Ледяная ладонь ночью сердце сминает —
значит, будь благодарен, над бездной скользя,
тёплой нити, которая напоминает,
что нельзя уходить, что нельзя, что нельзя…
Герман Власов
30.04.2012, 5239 просмотров.
