3 мая в Билингве прошли очередные «Полюса». В «бинарной оппозиции» на сей раз предстали Алексей Порвин и Галина Рымбу.
Кирилл Корчагин в своем вступительном экспертном слове решил остановиться на том, что объединяет двух поэтов, раз «полярность» их и так заявлена. [i]Хотя Алексей Порвин живет в Санкт-Петербурге, а Галина Рымбу – в Москве, оба они, как находит Корчагин, по сути, т.е. по стратегии, по способу работы с языком, поэты петербургские. Оба «пишут на полях» чужой речи, а Порвин даже разбирает предшественников на атомы, из которых затем конструирует свою, оригинальную поэтику. Между прочим, последний, отвечая на вопрос о том, согласен ли он с определением Корчагина, эту дефиницию не то чтобы оспорил, а развенчал как «общее место». Такая спокойная принципиальность – независимо от того, справедлив в данном случае «укол» или нет – очень импонирует (по крайней мере, автору заметки), поскольку, как правило, поэты делают вид, что благодарны критикам за любые суждения, был бы тон доброжелателен и фразы округлы.
Вообще в воздухе на сей раз висела хоть и скрытая (как известно, на «Полюсах» принято задавать участникам вопросы письменно), но напряженность. Галина Рымбу, еще не завершив «стихотворную» часть выступления, дала понять, что в адресованных ей записках много нелицеприятного, но отнеслась к этому, кажется, легко. Алексей Порвин сам вносил некоторую остроту в диалог с залом: каждый его ответ как бы работал на дистанцию между поэтом и средой, пытающейся – пусть и вполне мирно, исподволь – навязать поэту свои ожидания. Так, Порвин не только отказался отождествить себя с неким поколением (в отличие от Рымбу, все же назвавшей ряд близких себе поэтов-ровесников), но и сказал, что само деление по этому принципу – не более чем уловка критика, когда тому нечего сказать по существу. На вопрос об отношении к иронии и самоиронии Алексей заявил, что не приемлет ни того, ни другого (и это тоже вызов, когда печальная/злая усмешка почти приклеилась к лирике). Галина признала у себя только «иронию над языком»; ее стиль ответов был более доверительный, как бы изначально принимающий заложенные в вопросах посылки.
Почему-то особенно интересовало аудиторию, что думают поэты друг о друге (таких вопросов пришло несколько). Галина охотнее взялась описывать поэтику своего визави (ценное наблюдение – страстность под внешней сдержанностью), затем «сдался» и Алексей. Поэзию Галины он охарактеризовал как подлинную, т.е. прежде всего искреннюю, и молодую, т.е. не имитирующую опыт зрелого человека, полный «травм» (хотя на взгляд автора заметки мироощущение в стихах Рымбу пронизано травмой).
Автор этих строк вынужден был уйти раньше окончания вечера и застал лишь начало «схватки» Галины Рымбу с теми из слушателей, для которых прочитанный ею новый цикл оказался уж слишком бескомпромиссным по герметичности. Но даже и слышанное – притом, что вечера «Культурной инициативы» a priori не бывают скучными – позволяет считать именно эти «Полюса» безусловным попаданием в точку.
Марианна Ионова
[i] Поскольку экспертное слово Кирилла Корчагина вызвало неоднозначные суждения, мы приводим его ниже полностью.
Трудно говорить одновременно о поэте, который видится вполне сформировавшимся и находящимся, так сказать, на пике поэтической формы, как Алексей Порвин, и о поэте, который пока протеистичен и всегда готов удивить, свернув на неожиданную для читателя колею, как Галина Рымбу.
Волей-неволей здесь придется обратить внимание на то, что выступающие соотносятся друг с другом вполне хрестоматийным образом — как лед и пламень, и более радикальные полюса трудно себе представить. Но все же полюса, а не просто противоположности: ведь для полярности нужно некоторое основополагающее сходство. Это сходство в полной мере присутствует у наших поэтов, и я рискну определить его как особое отношение с предшествующей традицией, причем отношение характерным образом петербургское, предполагающее известную соотнесенность своего и чужого слова. И это несмотря на то, что петербуржцем можно назвать только Порвина, в то время как Рымбу живет в Москве, и более того, обучается в заведении, где, кажется, неуместен даже намек на петербургский акцент.
В чем же состоит это отношение? Рискну предположить, что стихи обоих поэтов немыслимы без стихов предшественников, но предшественники нужны им не для того, чтобы удивить читателя своей эрудицией или утвердить некие общие ценности (что более чем привычно), а для того, чтобы обустроить, так сказать, собственную комнату в общем поэтическом доме. Они, снова вспомним Пушкина, где видят свое, там его и берут. Именно так Порвин создает свои легкие, почти невесомые стиховые конструкции, в которых какая-то черта, обнаруживаемая, верно, в прежней поэзии, вырастает в отдельный сюжет, предстающий, словно под увеличительным стеклом. Вся предыдущая традиция пропущена здесь через особый алхимический фильтр, разделивший ее на составные элементы так, чтобы каждый из них можно было использовать в гомеопатических дозах, добавляя по вкусу то одну деталь, то другую.
Поэзия Рымбу ведет себя несколько иначе. Сразу оговорюсь, что имею в виду лишь ее последние тексты — цикл «Опыт Бо», например, хотя эти тенденции, конечно, возникли не на пустом месте. Эти стихи очень далеки от порвиновской взвешенности — напротив, кажется, что их разрывает изнутри недоверие к слову как таковому: мотивы предшественников здесь куда заметнее, более того, они просто выламываются из этих стихотворений — ритмически, интонационно, что позволяет поставить их под вопрос, проверить на соответствие совершенно иным обстоятельствам. Так, может зазвучать какая-то почти блокадная нота, созвучная поэзии Геннадия Гора или Павла Зальцмана, наконец, обезумевших обэриутов, и она тонет в изменчивом ритмическом потоке, извивающемся вслед за каждым новым (и всегда болезненно неожиданным) поворотом темы. Где-то внутри этих стихов произошла катастрофа, превратившая привычную силлаботонику в руинированный пазл, который едва ли можно собрать заново. Это роднит Рымбу, прежде всего, с Еленой Шварц, сделавшей катастрофическую аритмию и неустойчивость едва ли не основной приметой своей поэтики, а через Шварц со всей петербургской поэзией и характерным для нее заостренным переживанием чужого слова как своего и наоборот.
Кирилл Корчагин
09.05.2012, 6641 просмотр.
